К. Фламмарион

Неведомое

К. Фламмарион

Ф/О Неведомое: Пер. с фр. яз.

ISBN 5-7905-1074-4

Книга французского астронома и естествоиспытателя Камиля Фламмариона посвящена паранормальным возможностям и явлениям человеческой психики. Эта книга переведена на многие языки мира.

Написанная живым образным языком, основанная на правдивых жизненных фактах, она читается на одном дыхании и, несомненно, будет интересной для всех, кого интересуют неразгаданные тайны человеческой души и психодуховной природы человека.

М.: РИПОЛ КЛАССИК, 2001.– 256 с. Тираж 7500 экз.

ББК 86.42

ISBN 5-7905-1074-4

От издательства

"Познай самого себя!" – советовал всем, желающим узнать свою судьбу, знаменитый дельфийский оракул. Актуальность этого совета человечество давно уже оценило. Но оценить – это одно, а осуществить на практике – совсем другое.

За последние десятилетия современная наука совершила гигантский прорыв в познании и освоении природной среды. В лице наиболее передовых своих представителей наука вступила в область явлений, именуемую параллельными мирами, иными измерениями, высшими состояниями материи и т. п. И все же, несмотря на это, самой большой загадкой для человека нашей эпохи по-прежнему остается тайна духовно-психической природы человеческого существа.

Откуда берутся двойники и призраки? Что такое душа? Есть ли в человеке самостоятельное духовное начало, независимое от физического тела, и способно ли это "духовное я" продолжать разумное бытие после физической смерти? Существует ли телепатия, и каков внутренний механизм этого загадочного явления?

Это далеко не полный перечень вопросов, поднимаемых в книге французского астронома Камиля Фламмариона.

Изданная в прошлом веке, книга "Неведомое" неоднократно переводилась и издавалась на других языках мира. В самом деле, едва ли можно найти тему, более интересную не только для научных кругов, но и для массового читателя, чем паранормальные способности человеческой психики, проливающие свет на внутреннюю суть духовно-энергетической природы человека. "Неведомое" посвящено именно этой, вечно актуальной и непреходящей проблеме.

На первый взгляд, может показаться, что интересоваться подобными вопросами может только человек, мистически настроенный, "верящий" в чудеса. Однако Камиль Фламмарион отнюдь не принадлежал ни к мистикам, ни к легковерным, в чем легко убедиться с первых же строк его работы. Скорее, наоборот – в анализе целого ряда явлений Фламмарион проявляет чрезмерный скептицизм, отрицая истинность явлений, природа которых ему просто не понятна. Так, французский исследователь не верит в реальность законов астрологии, считая ее лженаукой. В одной из первых глав своей книги он утверждает, что магия и колдовство – это суеверие, а не реально существующее древнее (и могущее быть очень опасным) искусство психоэнергетического воздействия на людей и силы природы,– и это несмотря на то, что примеры колдовского воздействия на людей он приводит в последующих главах своей книги! Многие явления, не имеющие в глазах Фламмариона подтверждения в виде большого числа соответствующих фактов (просто потому, что в силу каких-то причин эти факты оказались исследователю недоступными), безоговорочно относятся французским астрономом в область суеверий. В этом, несомненно, сказывается ограниченность мировоззренческих взглядов и научных познаний Фламмариона. Возможно, его чрезмерный скептицизм объясняется прежде всего уровнем развития науки его эпохи. Так или иначе, но именно этот скептицизм стал основой важнейшей научной проблемы, обозначенной, но так и не решенной в работе К Фламмариона,– проблемы рационального, научного объяснения тех паранормальных явлений, которым, собственно, и было посвящено его исследование. Где же и в чем искать объяснение непостижимым чудесам, происходящим иногда с самыми обычными людьми?

Будучи серьезным, добросовестным исследователем, Фламмарион прекрасно сознавал, что познания традиционной, экпериментально-аналитической науки его эпохи не позволяют понять внутренние механизмы паранормальных психических явлений и объяснить их природу с рациональных позиций. Именно поэтому в заключительной части своей книги Фламмарион делает вывод о том, что "час теорий еще не настал". В действительности же теории, получившие в наше время признание многих передовых ученых, работающих в области парапсихологии, стали известны западному обществу еще при жизни Фламмариона. Эти теории, объяснившие причины и внутренние механизмы многих паранормальных возможностей человеческой психики, были изложены в философских учениях теософии, а позднее – Агни Йоги, или Живой Этики. Создаваемые на протяжении ряда лет нашими великими соотечественниками – вначале Е. П. Блаватской, а затем Николаем и Еленой Рерихами – в сотрудничестве с духовными Учителями легендарной Шамбалы, эти учения изложили самую полную и аргументированную в истории мировой научной мысли концепцию психодуховной природы человека, в основе которой лежит многомерность структуры его организма. Благодаря архаичному пласту эзотерических знаний, существовавших на нашей планете века тому назад (именно они лежали в основе трудов Е. П. Блаватской и Рерихов), а также огромному фактологическому материалу, накопленному экспериментальной западной наукой, ученые нашей эпохи смогли понять внутренние механизмы не только таинственных и непонятных явлений, нередко происходящих с людьми в экстремальных ситуациях, но и столь необычных способностей, как ясновидение, яснослышание, телепатия и т. п.

Каково же истинное объяснение паранормальных феноменов, описываемых в книге французского исследователя?

Практически все паранормальные явления человеческой психики объясняются прежде всего многомерностью человеческого существа, сопричастностью духовной природы человека иным планам бытия. Сегодня утверждение эзотерической философии о том, что организм человека состоит не только из видимого физического тела, но и из невидимых физическим зрением тонкоматериальных компонентов никому не кажется необычным. Опыты по выделению астрального тела сенситивами и медиумами и по изучению его свойств и способностей происходят теперь во многих лабораториях мира. Изучением многомерной структуры человеческого организма занимались столь известные российские ученые, как Барадюк, Охатрин, Искаков, Чернецкий, Сафонов, Мартынов, Гаряев и другие. Многие современные ученые, как отечественные, так и зарубежные (среди них Р. Моуди, Ч. Файе, А. Ландсберг, Л. Уотсон, К Озиз, Ш. Карагулла, Д. Эйзенбуд, Э. Каб-лер-Росс и другие), разделяют концепцию о существовании в физическом теле каждого человека тонкоматериального двойника – тонкого, или астрального, тела, носителя жизненного начала. Именно этот тонкоматериальньй двойник, становясь видимым при особых условиях, является "виновником" большинства "мистических" явлений и манифестаций,– двойников, призраков, привидений и т. п. Способностью тонкого тела человека, оказавшегося в экстремальной ситуации, к самостоятельным проявлениям и, более того,– к путешествиям в пространстве и во времени объясняется и явление двойников умирающих людей их родственникам и друзьям. Из эзотерических источников известно, что при уходе человека с физического плана и завершении земного цикла его бытия кармические связи, существующие между ним и близкими ему людьми, активизируются с особой силой. В этот момент кармические энергии, связывающие близких людей, заставляют астральное тело умирающего мгновенно переноситься сквозь пространство и время физического плана, чтобы попрощаться и подать весть о своем уходе любимому человеку. Эта весть может быть воспринята родственниками и друзьями уходящих из жизни людей по-разному. Некоторые видят призраки умирающих, другие слышат их голоса, третьи видят их во сне, но суть одна – духовное начало человека, завершающего земной цикл своего существования, способно общаться с близкими людьми на духовном и мысленном уровне. Впрочем, астральное тело человека становится способным к путешествиям в пространстве не только на грани перехода в мир иной. В своей работе Фламмарион приводит интереснейшие случаи "призрачного" путешествия людей в астральном теле и во время сновидений и особых "сомнамбулических" трансов. Все эти факты убедительно свидетельствуют в пользу правоты теории многомерности человеческого организма и способности тонкого тела человека к самостоятельным разумным действиям.

Однако какими бы аргументированными и интересными ни были эзотерические учения – прошло немало времени, прежде чем они были поняты и усвоены сознанием западных исследователей. Далеко не все европейские и американские ученые смогли понять и по достоинству оценить эзотерические философские учения сразу же после их появления. К числу умов, скептически настроенных в отношении древней мудрости эзотеризма, принадлежал и Фламмарион. Знакомый с некоторыми положениями восточного эзотеризма (правда, в искаженном виде, как это следует из его ссылок на "таинственные теории" в "Неведомом"), Фламмарион не принял объяснение парапсихологических феноменов, даваемое эзотерическими источниками,– и в этом глубоко ошибся. Пройдут годы – и ученые нашей эпохи докажут правоту древних теорий на конкретных фактах, в ходе строго научных экспериментов. Но вот что интересно. Даже не разделяя концепций, излагаемых эзотерическими учениями, Фламмарион выдвигал свои версии объяснений изучаемых им феноменов, удивительно напоминающие те самые восточные теории, которым он не доверял! Создается такое впечатление, что, даже не поняв суть восточного эзотеризма (а возможно, просто не ознакомившись с его подлинными источниками), французский астроном все же чисто интуитивно приходил к тем же выводам, к которым пришли за много тысячелетий до него восточные мудрецы и философы, поколения которых в течение многих веков изучали духовно-психическую природу человека.

Фламмарион, не знакомый с восточными эзотерическими учениями, все же интуитивно понимал суть внутренних механизмов паранормальных явлений, описываемых в его работе. Не имея возможности объяснить необычные психические явления, французский исследователь тем не менее был убежден в том, что душа человека наделена огромным психоэнергетическим потенциалом, о котором современная ему наука еще не знала. Кропотливо и тщательно собранные им в книге "Неведомое" факты убедительно подтверждают неисчерпаемость психодуховных возможностей человека.

Работа Камиля Фламмариона блестяще выполнила свое назначение – устремлять сознание современников за пределы известного и на конкретных жизненных фактах доказывать безграничность духовных возможностей человека.

Изданная более ста лет тому назад, книга "Неведомое" и по сей день не утратила своей актуальности и научной ценности. На работу Фламмариона ссылаются, приведенные им факты используют в своих исследованиях многие ученые, работающие в областях психологии, парапсихологии, танатологии, реаниматологии и других отраслях науки. В среде западных ученых Фламмарион и немногие его единомышленники стали настоящими первопроходцами, проложившими западной науке дорогу в то великое и увлекательное Неведомое, имя которому – человеческая душа.

Н. Ковалева

Предисловие

Непрестанные и всесветные стремления мыслящего человечества, благоговейное почитание умерших, прирожденное понятие о вечной Справедливости, сознание нашей совести и нашего разума, жалкое несоответствие земных судеб с математическим порядком, управляющим вселенной, грандиозное, ошеломляющее представление о бесконечном и о вечности,– а вместе с тем гнездящаяся в глубине нашего мышления тождественность нашего "я", непоколебимая, невзирая на беспрестанные изумления и превращения мозгового вещества,– все это укрепляет в нас убеждение о существовании души как индивидуальной сущности и уверенность в том, что она переживет разрушение нашего телесного организма, словом, уверенность в ее бессмертии. Однако научным путем это не доказано; напротив, физиологи проповедуют, что мышление есть функция мозга, что без мозга нет и мысли, наконец, что все умирает вместе с нами. Существует противоречие между идеальными стремлениями человечества и так называемой позитивной наукой.

С другой стороны, можно утверждать только то, что познал, и знать можно только то, чему учился. Одна наука прогрессирует в современной истории человечества. Она перевернула мир, хотя ей редко воздают должную справедливость и благодарность. Ведь только ею мы ныне живем интеллектуально и даже материально. Одна она способна просвещать нас и управлять нами.

Предлагаемый труд есть опыт научного исследования вещей, обычно считающихся чуждыми науке и даже смутными, сказочными и более или менее фантастическими.

Я хочу доказать, что эти факты существуют. Я постараюсь применить методы научного наблюдения к изучению и анализу таких явлений, которые постоянно были отодвигаемы в область сказок, в область таинственного и сверхъестественного, и выяснить, что эти факты порождаются силами, пока еще неизвестными, и принадлежат к миру невидимому, но не сказочному, хотя иному, чем тот, который подчинен нашим чувствам.

Однако рациональна ли эта попытка? Логична ли она? Увенчается ли она какими-нибудь результатами? Не знаю. Но она, во всяком случае, интересна. И если б она только навела на путь познания свойств души человеческой и к научному доказательству того, что душа переживает тело,– то и это уже будет таким успехом, выше которого еще не достигала постепенная эволюция всех других наук вкупе.

Разум человеческий может принимать за несомненное лишь то, что доказано. Но, с другой стороны, мы не имеем права ничего отрицать заранее, потому что свидетельство наших чувств несовершенно и обманчиво.

Мы обязаны приступать ко всякому предмету изучения без всяких предвзятых идей, мы должны быть склонны допускать то, что будет доказано, но только это и допускать. Вообще во всех предметах, касающихся телепатии, видений, зрения на расстоянии, внушения, вещих снов, магнетизма, психических манифестаций, гипнотизма, спиритизма и т. п.,– поражаешься, как мало до сих пор просвещенная критика вдавалась в исследование этих предметов и какое нелепое скопление глупостей принималось за истину. Но применим ли метод научного исследования к этим предметам? Вот что мы первым делом должны определить.

В принципе мы ничему не должны верить без доказательств.

На свете существуют только два метода: метод схоластической науки, которая устанавливала известные истины apriori, и уже с этими истинами должны были соображаться факты,– и метод новейшей науки со времени Бэкона, исходящий из наблюдения явлений и создающий теорию лишь, на основании этих наблюдений. Само собой разумеется, что здесь я намерен держаться второго способа.

Характер этого труда, несомненно, будет научным. Я не затрагиваю все то, что кажется мне недостаточно проверенным опытом и наблюдениями.

Многие говорят: "К чему доискиваться? Все равно ничего не узнаете. Это неисповедимые тайны". Всегда существовали люди, предпочитавшие невежество знанию. При таком способе рассуждения и действия мы так ничего бы и не узнали.

Другие лицемерно возражают, что таинственные науки заставляют нас пятиться назад, в средние века, вместо того, чтобы двигать наше знание вперед к лучезарной будущности, подготовляемой современным прогрессом. Но, в сущности, разумное изучение этих явлений настолько же неспособно отодвинуть нас во времена колдовства, как, например, изучение астрономических явлений не может заставить нас вернуться вспять к временам астрологии. Дело в том, что три четверти рода человеческого состоит из людей, не умеющих понимать такие изыскания и не умеющих мыслить самостоятельно. Оставим же их в стороне с их поверхностными суждениями, лишенными всякой действительной цены.

Я давно уже занимаюсь этими вопросами в часы, свободные от астрономических трудов. На днях мне попалась на глаза моя старая карточка "члена Парижского общества спиритических исследований" с подписью Аллана Кардека. Она помечена 15 ноября 1861 года.

Более четверти века я следил за большей частью этих явлений, наблюдаемых на всем земном шаре, и мне всегда казалось, что они заслуживают изучения в духе беспристрастного исследования. Быть может, именно вследствие этого долгого личного опыта меня убеждали самым настоятельным образом издать эту книгу.

Очень вероятно также, что привычка к наблюдениям и опытам служит ручательством большей достоверности, чем те неопределенные приблизительные сведения, какими обыкновенно довольствуются в обыденной жизни.

Но я долго колебался. Может быть, еще не пришло время? Достаточно ли все подготовлено? Созрел ли плод?

Как бы то ни было, а начать все-таки не мешает. Зародыш разовьется впоследствии, с течением веков.

Итак, предлагаемый труд есть книга изысканий, задуманная и написанная исключительно с целью познать истину, не принимая в расчет ходячих идей, с полной независимостью духа и с абсолютным равнодушием к общественному мнению.

Надо сознаться, что если труд этот интересен, даже увлекателен с точки зрения исследования неведомых истин,– все же он крайне неблагодарен с точки зрения этого пресловутого общественного мнения. Все или почти все осуждают людей, посвящающих свое время этому предмету. Представители науки думают, что это предмет не научный и что жалко терять попусту время. Наоборот, люди, слепо верящие в реальность спиритического общения, вещих снов, предчувствий и прочих необычных явлений, находят, что в эту область не следует вносить критический дух анализа и исследования. Но если бы даже этот труд прибавил хоть небольшой камушек к зданию человеческих познаний,– я и тогда почел бы себя достаточно вознагражденным.

Любопытно, что всякое свободное искание истины, в сущности, почему-то неприятно всем и каждому,– у каждого человека в мозгу таятся свои предрассудки, от которых ему трудно отрешиться.

Если я, например, заявлю, что бессмертие души, уже давно проповедуемое философами, скоро будет доказано психическими науками экспериментальным путем, то любой скептик посмеется надо мной.

Если же я скажу, напротив, что спирит, призывающий Сократа или Ньютона, Архимеда или св. Августина к своему столику и воображающий, что беседует с ними, жертва иллюзии, то целая партия, пожалуй, забросает меня каменьями.

Но, повторяю, не будем обращать внимания на эти разнообразные воззрения.

К чему приведет такое изучение психических загадок? – спросят меня.

К доказательству того, что душа существует и что надежда на бессмертие – не пустая химера.

"Материализм" – гипотеза, совершенно несостоятельная с тех пор, как мы лучше узнали "материю". Материя уже не представляет прочной точки опоры. Тела состоят из миллиардов подвижных, невидимых атомов, которые не соприкасаются между собой и находятся в постоянном движении друг вокруг друга; эти атомы, бесконечно малые, сами считаются теперь центрами силы. Где же материя? Она исчезает и уступает место динамизму.

Интеллектуальный закон управляет вселенной, а в ее организме наша планета является лишь скромной частицей: это закон прогресса. Изучение вселенной показывает нам существование определенного плана и цели, причем они не исключительно направлены на обитателя нашей планеты. Закон прогресса, управляющий жизнью, физическая организация этой самой жизни, взаимное влечение полов, бессознательный инстинкт растений, птиц, насекомых, направленный к продолжению рода, наконец, главные факты естественной истории – все это доказывает, как говорит Эрштед, что "существует разум в природе".

Рассматривая явления обыденной жизни, мы видим, что мысль существует лишь в мозгу человека и животных. Отсюда физиологи вывели заключение, что мысль есть свойство, продукт мозга. Утверждают, что помимо мозга нет и мысли.

Между тем ничто не дает нам права утверждать, что сфера наших наблюдений универсальна, что обнимает все возможности в природе, во всех мирах.

Никто не в праве утверждать, что мысль не может существовать помимо мозга.

Если б один из миллионов микробов, обитающих в нашем теле, попытался сообщить свои впечатления, плавая в крови наших артерий, и жил, пожирая наши мускулы, пронизывая наши кости, странствуя по различным органам нашего тела, с головы до ног,– мог ли бы он сомневаться, что это тело, как и его собственное, управляется органическим единством.

Ну вот, и мы находимся в таком же положении по отношению к звездной вселенной.

Солнце, гигантское сердце своей системы, источник жизни, сияет в очаге планетных орбит, и само тяготеет в звездном организме, еще более обширном. Мы не в праве отрицать, что мысль может пребывать в пространстве и управлять этими движениями, как мы управляем движениями наших рук и ног. Инстинктивная энергия, управляющая живыми существами, силы, поддерживающие биение нашего сердца, обращение нашей крови, дыхание наших легких, функции наших органов,– не существуют ли они в ином виде в материальной вселенной, управляя условиями существования несравненно более важными, чем наши? Если бы, например, потухло солнце или расстроилось бы движение Земли, то погибло бы не одно человеческое существо, а все население земного шара, не говоря о других планетах.

В космосе существует динамическое начало, невидимое и неосязаемое, разлитое по всей вселенной, не зависящее от видимой и весомой материи и действующее на нее. И в этом динамическом элементе зиждется разум выше нашего.

Да, конечно, мы мыслим посредством мозга, точно так же, как видим глазами, слышим посредством органа слуха; но не мозг наш мыслит и не глаза видят. Можно ли, например, поставить в заслугу зрительной трубе то, что она различает каналы на Марсе? Глаз есть орган. Мозг – такой же орган.

Психические загадки не так чужды проблемам астрономическим, как многим это кажется. Если душа бессмертна, если на небе – ее будущая отчизна, то познание души не может остаться чуждым познанию неба. Разве бесконечное пространство не есть область бессмертия? Поэтому немудрено, что астрономы всегда жаждали уразуметь, исследовать, познать истинную природу человека и мироздания. Нельзя ставить в вину директору Миланской обсерватории Скиапарелли, усердному наблюдателю Марса, профессору Целльнеру из Лейпцигской обсерватории, Круксу, бывшему астрономом прежде, чем стать химиком, профессору Рише, Уал-лэсу, Ломброзо и другим ученым то, что они пытались познать истинную природу наблюдаемых ими явлений. Истина – едина, и все заключено в пределах природы.

Осмелюсь прибавить, что для нас не было бы даже большого интереса в изучении звездной вселенной, если б мы были уверены, что она навеки останется нам чуждой. Бессмертие в светилах небесных кажется мне логическим дополнением астрономии. Чем могло бы интересовать нас небо, если б мы жили на земле один лишь день?

Психические науки очень отстали от наук физических. У астрономии был свой Ньютон, биология остановилась на Копернике, а психология имела только Птоломеев и Гипархов. Все, что мы можем сделать теперь,– это собирать наблюдения, приводить их в систему и помогать первым шагам новой науки.

Но мы еще далеки от создания теорий. Прежде всего важно удостовериться, действительно ли существуют явления, о которых идет речь. Сначала констатируем факты, теории явятся уже потом. Эта книга будет состоять главным образом из наблюдений, примеров, свидетельств, удостоверений. Как можно меньше предположений. Важно накопить возможно большее количество доказательств, с тем, чтобы получить уверенность в существовании подобного рода фактов. Мы попытаемся методически подбирать явления, группируя их по аналогии друг с другом и пытаясь найти им объяснение. Эта книга не роман, а сборник документов, тезисов научного исследования.

Наша программа известна. Всякий, кто пожелал бы следовать за нами, убедится, что если у предлагаемого труда есть какая-нибудь заслуга, то она заключается именно в искренности. Мы желаем убедиться, что таинственные явления, свидетелем которых, начиная с глубокой древности, было человечество, действительно существовали, и мы не имеем иной цели, кроме поиска истины.

Глава первая

Недоверчивые

Множество людей одержимы странной близорукостью, и свой узкий горизонт принимают за пределы вселенной. Всякие новые открытия, всякие новые идеи пугают их, приводят в ужас. Им не хочется, чтобы хоть в чем-нибудь изменился обычный строй вещей. История прогресса человеческих знаний является для них мертвой буквой.

Смелость мыслителей, изобретателей, реформаторов кажется им преступной. Они, вероятно, воображают, что человечество всегда было таким, как теперь; они не помнят ни каменного века, ни открытия огня, ни изобретения жилищ, перевозочных средств, железных дорог, ни великих побед, одержанных человеческим разумом, ни открытий науки. Натура этих господ напоминает рыб или моллюсков. Спокойно сидя в своих мягких креслах, они сохраняют невозмутимое самодовольство. Они совершенно неспособны допустить то, чего сами понять не могут. Во все века, во всех стадиях цивилизации можно встретить таких людей, спокойных, невозмутимых, не лишенных, однако, чванства, которые напрямик отрицают все, еще не изведанное. Если проследить историю, то натолкнешься на множество подобных примеров.

Школа Пифагора, отрешившись от ходячих представлений о природе, возвысилась до открытия суточного движения нашей планеты. Что общественное мнение всполошилось и возмутилось этой гениальной идеей, это еще понятно: нельзя требовать от слона, чтобы он вспорхнул на орлиное гнездо. Но такова сила пошлых предрассудков, что многие, даже просвещенные, умы оказались неспособными возвыситься до этого понятия: таковы Платон и Архимед, хотя они и были блестящими мыслителями.

Мало того, астрономы Гиппарх и Птоломей не могли удержаться от смеха над такой нелепостью. Птоломей называет теорию вращения Земли забавной: "Чтобы Земля вращалась! Да пифагорейцы просто с ума сошли, у них у самих, верно, голова идет кругом!"

Сократ принужден был выпить яд из-за того, что отрешился от предрассудков своего века. Анаксагор подвергся преследованиям за то, что посмел утверждать, что Солнце больше Пелопоннеса. Две тысячи лет спустя Галилея преследуют современники за то, что он смел провозглашать необъятность вселенной и ничтожность нашей планеты. Искание истины движется медленными шагами, но страсти и интересы, затуманивающие рассудки людские, остаются неизменными.

И сомнения все не прекращаются, несмотря на множество доказательств в новейшей астрономии. У нас имеется в наших библиотеках любопытное сочинение, изданное в 1806 году и специально направленное против теории вращения Земли: автор его чистосердечно уверяет, что никогда не поверит, что Земля вертится, как каплун на вертеле. Этот почтенный каплун был, однако, очень умный человек (что иногда не ограждает от невежества); его звали Мерсье, и он был членом Института.

Я лично присутствовал на заседании Академии Наук, когда Демонсель демонстрировал фонограф Эдиссона перед ученым собранием. Во время демонстрации аппарат послушно принялся рапортовать фразу, занесенную на его валик. Тогда один академик, пожилых лет, с умом, начиненным, пропитанным традициями классической культуры, пришел в благородное негодование и, бросившись на представителя Эдисона, чуть не задушил его, восклицая: "Негодяй! Мы не позволим себя морочить какому-то чревовещателю!" Это был член Института Бульо, а происходила эта сцена 11 марта 1878 года. Однако академик не успокоился: полгода спустя в подобном же заседании он счел долгом объявить, что, благодаря скрупулезному исследованию вопроса, он укрепился в своем мнении насчет чревовещательства. Словом, по его взгляду, фонограф – не более, как акустическая иллюзия.

Когда Лавуазье произвел анализ воздуха и открыл, что он главным образом состоит из двух газов – кислорода и азота, то это открытие взбаламутило немало умов, даже самых положительных и уравновешенных. Многие члены Академии Наук, в числе которых оказался известный химик Боме (изобретатель ареометра), твердо веря в исконные четыре стихии древней науки (огонь, воздух, вода и земля.– Прим. ред), энергично восстали против Лавуазье. Теперь же всякому известно, что эти стихии, так свято охраняемые, вовсе не существуют', и что правыми оказались новейшие химики, разложив на составные части воздух и воду.

note 1

Что касается огня, или флогистона, который, по мнению Боме и его современников, исполнял роль deus ex machina в природе и в жизни, то он существовал только разве в воображении мудрых профессоров".

note 2

Сам великий химик Лавуазье попал в категорию скептиков, отрицающих новые открытия, так как представил в Академию ученый доклад с целью доказать, что камни не могут падать с неба. А между тем падение аэролита, по поводу которого он представил этот официальный доклад, было прекрасно наблюдаемо во всех подробностях: видели и слышали взрыв болида, видели падение аэролита, подняли его раскаленным, представили затем на рассмотрение Академии, и Академия через посредство своего докладчика объявила, что это вещь невероятная и недопустимая.

Я вовсе не намерен бросать камни в Лавуазье или в кого бы то ни было,– я только восстаю против тирании предрассудков. Люди не верили, не хотели верить, чтобы камни могли падать с неба. Это казалось противным здравому смыслу. Например, Гассенди был одним из самых независимых и просвещенных ученых XVII столетия. В 1627 году в Провансе упал аэролит весом в 30 килограммов при совершенно ясной солнечной погоде; Гассенди видел этот камень, прикасался к нему, рассматривал – и все-таки приписал его происхождение неведомому вулканическому извержению.

Профессора-перипатетики времен Галилея с апломбом утверждали, что на Солнце не может быть пятен.

Фигуры на Брокене, фата-моргана, миражи отрицались множеством разумных людей до тех пор, пока они не были объяснены строго научно.

История прогресса науки показывает нам постоянно, что великие и плодотворные результаты иногда проистекают из самых простых и будничных наблюдений. В области научных исследований ничем нельзя пренебрегать. Какой удивительный переворот произошел в современной жизни благодаря электричеству: телеграф, телефон, электрическое освещение; быстрые, легкие моторы и так далее. Не будь электричества, народы, города, нравы были бы совсем другими. А между тем колыбель этой благодетельной феи была скромно скрыта в первых, едва брезжущих лучах зарождающейся зари. В ней можно было различить лишь мутный зародыш; честь и слава прозорливым глазам, сумевшим уловить его и обратить на него внимание всего мира.

Все, конечно, помнят знаменитый бульон из лягушек, приготовленный для г-жи Гальвани в 1791 году. Гальвани женился на хорошенькой дочери своего бывшего профессора, Лючии Галеоцци, и нежно любил ее. Она заболела чахоткой и умирала в Болонье. Врач предписал ей питательный бульон из лягушек, кушанье очень вкусное, надо заметить. Гальвани непременно пожелал приготовить его собственноручно. Сидя на своем балконе, он очистил несколько штук лягушек и развесил их нижние конечности, отделенные от туловища, на железную решетку балкона при помощи медных крючков, употреблявшихся им при опытах. Вдруг он заметил с немалым удивлением, что лапки лягушек конвульсивно содрогаются каждый раз, когда случайно прикасаются к железу балкона. Гальвани, бывший в то время профессором физики в Болонском университете, подметил это явление с редкой сметливостью и вскоре открыл все условия для его воспроизведения.

Если взять задние лапки со снятой кожей, можно заметить чресленные нервы. Обернув обнаженные нервы лапок в жесть и поставив сами лапки на медную полосу, надо привести жестяную пластину в соприкосновение с медной. В результате мускулы лапок сократятся и пластинка, в которую они упираются, опрокидывается с порядочной силой. Вот опыт, на который Гальвани напал совершенно случайно; отсюда открытие, носящее его имя – гальванизм, впоследствии породившее Вольтов столб, гальванопластику и другие применения электричества.

Наблюдения болонского физика были встречены хохотом, и только несколько серьезных ученых оказали им должное внимание. Бедный ученый сильно огорчился: "На меня нападают,– писал он в 1792 году,– две совершенно различные секты: ученые и невежды. И те и другие смеются надо мной и называют лягушачьим танцмейстером. А между тем я убежден, что открыл одну из сил природы".

Примерно в то же время Академия Наук и медицинский факультет в Париже настойчиво отрицали животный магнетизм. Убедить их (да и то еще с грехом пополам) могла только замечательная безболезненная операция, сделанная Жюлем Клокэ, удалившим раковую опухоль на груди у женщины, предварительно замагнетизированной. Такие же затруднения и сомнения встретило открытие кровообращения.

Почти всех изобретателей постигает та же участь,– изобретателя пароходов, газового освещения, железных дорог и т. п. При начале строительства железных дорог некоторые инженеры утверждали, что паровики не смогут двигаться, и что колеса их будут вращаться, не сходя с места. В палате депутатов в 1838 году Араго охлаждал рвение сторонников нового изобретения, говорил о косности материи, об упорстве металлов, о сопротивлении воздуха. "Скорость будет велика, очень велика, но не настолько, как надеются. Это не пустые слова. Толкуют о развитии транзита. В 1836 году общий доход с транзита во Франции равнялся 2803000 франков. Если бы весь транзит производился при помощи рельсов и локомотивов, то эта сумма в 2803000 франков сократилась бы до 1502000 франков. Это составило бы в год на 1751000 франков меньше прежнего дохода. Страна потеряла бы две трети общей стоимости транспорта при посредстве ломовых. Остерегайтесь воображения,– это сумасшедший, забравшийся в ваш дом! Два параллельных железных прута не дадут новой физиономии Гасконским ландам"! И вся речь была в том же тоне. Как мы видим, когда дело касается новых идей, то самые просвещенные умы могут впасть в заблуждение.

А вот отзыв Тьера: "Допускаю,– говорил он,– что железные дороги представят некоторые выгоды для перевозки пассажиров, если только движение ограничится несколькими короткими линиями, сходящимися к большим городам, как, например, Париж. Длинных протяжений вовсе не нужно". Прудон говорил: "Пошло и смешно воображать, будто железные дороги могут содействовать циркуляции идей".

В Баварии Королевская медицинская коллегия на соответствующий запрос отозвалась, что железные дороги, если они осуществлятся, принесут величайший вред народному здоровью, потому что такое быстрое движение вызовет у пассажиров сотрясение мозга и головокружение; поэтому рекомендуется огородить путь по обе стороны досками такой же вышины, как вагоны.

Когда появился проект установки подводного кабеля между Европой и Америкой в 1853 году, один из выдающихся авторитетов по физике, Бабине, член Института, писал в "Revue des deux Mondes": "Я не могу серьезно отнестись к этой затее; одной теории течений достаточно, чтобы доказать полную невозможность установить подобное сообщение, если даже не принимать в расчет токов, которые устанавливаются сами по себе в длинном электрическом проводе и которые очень чувствительны в коротком сообщении между Довером и Калэ. Единственное средство соединить Старый Свет с Новым – это установить сообщение через Берингов пролив, или же через острова Фероэ, Исландию, Гренландию и Лабрадор (!)".

В Англии Королевское общество отказалось в 1841 году напечатать крайне важный доклад знаменитого Джуля, изобретшего вместе с Май-ером термодинамику; а Томас-Ионг, открывший вместе с Френелем световые волны, был поднят на смех лордом Брумом.

В Германии тот же Майер, увидев, с каким насмешливым скептицизмом официальные ученые встретили его бессмертное открытие, усомнился в самом себе и выбросился из окна (к счастью, оставшись при этом в живых). Немного позже академики встретили его с распростертыми объятиями. Знаменитого электрика Ома соотечественники-немцы принимали за сумасшедшего.

А как не помнить нам, астрономам, как было встречено изобретение телескопа!

Подобных примеров можно насчитать до бесконечности… Прибавлю слова одного известного писателя, занимавшегося историей этих явлений: "Такие скептики, такие тормозы встречаются всюду, во всех отраслях общественной деятельности, в науке, в искусстве, в промышленности, в политике, в администрации и т. д., они приносят даже некоторую пользу в своем роде: это просто вехи, которыми намечается путь прогресса".

Огюст Конт и Литтре, по-видимому, определили окончательный путь для науки, ее "позитивистское" направление. "Будем допускать только то, что мы видим, к чему прикасаемся, что слышим,– словом, что действует непосредственно на чувства: нечего стараться познавать непознаваемое",– уже полстолетия этот принцип составляет руководящее правило для науки.

Но вот в чем дело. Анализируя впечатления наших чувств, мы убеждаемся, что они нас очень часто обманывают. Мы видим, что солнце, луна и звезды вращаются вокруг нас,– это неверно. Нам кажется, что солнце поднимается над горизонтом,– в сущности, оно под ним. Мы слышим гармоничные звуки,– на деле же воздух переносит лишь волны, беззвучные сами по себе. Мы любуемся эффектом света и красок, оживляющих в наших глазах роскошное зрелище природы,– на деле нет ни света, ни красок, а есть только бесцветные колебания эфира, которые, поражая наш оптический нерв, дают нам ощущение света. Мы обжигаем себе ногу на огне,– только в мозгу нашем отражается ощущение боли. Мы говорим о холоде и жаре,– во вселенной нет ни холода, ни жары, а только одно движение. Итак, наши чувства обманывают нас насчет действительности. Ощущение и действительность – две вещи разные.

Но это еще не все. Наши жалкие пять чувств вдобавок еще и недостаточны для познания окружающего. Они позволяют нам ощущать лишь самое незначительное число движений, составляющих жизнь вселенной. Чтобы дать об этом понятие, повторяю то, что я уже писал в своей книге "Lumen". Между последним акустическим ощущением, воспринятым нашим ухом благодаря 36850 колебаниям в секунду, и первым оптическим впечатлением, воспринятым нашим глазом посредством 400 000 000 000 000 колебаний в продолжение той же единицы времени, мы ничего не можем ощущать. Это – огромный промежуток, в котором наши чувства бездействуют. Будь у нас другие струны на нашей лире – десять, сто, тысяча,– то гармония природы передавалась бы нам более полно, приводя эти струны в колебание. Следовательно, с одной стороны, наши чувства обманывают нас, а с другой – их свидетельства недостаточны. Значит, ими нечего особенно гордиться и выставлять в качестве отправного принципа какую-то мнимую "позитивную философию".

Конечно, нам поневоле приходится пользоваться тем, что мы имеем. У нас всего один светоч, да и тот неважный; но потушить его значило бы остаться совсем в потемках. Напротив,– надо установить в принципе, что разум, или, если угодно, суждение всегда и во всем должны быть нашими руководителями. Вне этого ничего нет. Но не будем замыкать науку в тесный круг. Возвращаюсь опять к Огюсту Конту, потому что он – основатель новейшей школы и является одним из выдающихся умов нашего века. И тем не менее он ограничивает сферу астрономии тем, что было известно в его время. Но это просто нелепо. "Мы еще постигаем,– говорил он,– возможность изучить форму светил, их расстояние от Земли,– их движения, но нам никогда не удастся изучить какими-либо средствами их химический состав". Знаменитый философ умер в 1857 году. А пять лет спустя спектральный анализ как раз познал химический состав светил и распределил звезды по классам, соответственно их химическому составу. Ведь точно так же астрономы XVII столетия упорно утверждали, что может существовать только семь планет. Но что было неизвестно еще вчера, становится истиной завтра.

По справедливости, однако, не надо забывать, что все эти обструкции, тормозы и сопротивления отчасти извинительны. Ведь вначале никогда не бываешь уверен в реальности и ценности вещей новых. Первые пароходы ходили плохо и были хуже парусных судов. Первые газовые рожки светили прескверно и вдобавок воняли. Первые проявления электричества были как-то несуразны. Железные дороги сбивали с толку. Зачастую новые явления, малоизвестные, необъяснимые, кажутся сбивчивыми, смутными, трудно поддающимися анализу. Какие затруднения должен был вынести животный магнетизм, прежде чем достиг положения научной истины! Как возмутительно эксплуатировали его шарлатаны, потешаясь над легковерием публики! В магнетических явлениях, как и в спиритических, практиковалось множество обманов, надувательств, гнусного фокусничества, не говоря уже о глупцах, плутующих с целью "позабавиться". Вот почему можно отчасти извинить осторожность людей науки.

Недавнее открытие рентгеновских лучей, открытие такое невероятное и странное по его существу, должно было бы просветить нас насчет крайней ограниченности поля наших обычных наблюдений. Видеть сквозь непрозрачные предметы! Проникнуть глазом внутрь запертого сундука! Различать кости руки, ноги, туловища сквозь плотные ткани тела и одежду! Подобное открытие, бесспорно, идет вразрез с известными до сих пор истинами. Этот пример, несомненно, является одним из самых ярких и красноречивых доводов в пользу той аксиомы, что наука не должна утверждать, будто действительность останавливается на границе наших знаний и наших наблюдений.

А телефон, передающий речь не путем звуковых волн, а путем электрического движения! Если бы мы могли переговариваться при помощи звуковой трубы между Парижем и Марселем, то нашему голосу потребовалось бы три с половиной минуты, чтобы дойти до назначения; столько же понадобилось бы и тому, с кем мы переговариваемся. Так что на слова: "Кто говорит?", брошенные в телефон, ответ был бы получен только через 7 минут. Этого на самом деле нет, и телефон настолько же "нелеп", как и Х-лучи, с точки зрения наших прежних понятий, какими они были до этих открытий.

Я уже говорил о пяти органах, или вратах, сквозь которые мы воспринимаем впечатления: зрение, слух, обоняние, вкус и осязание. Эти пять врат доставляют нам весьма ограниченный доступ во внешний мир, в особенности последние три. Ухо и глаз проникают еще довольно далеко, но, в сущности, почти один только свет приводит нас в общение со вселенной.

Мы живем в пространстве с тремя измерениями. Существа, которые жили бы в пространстве с двумя измерениями, например, на поверхности круга, на плоскости, знали бы геометрию только о двух измерениях; они не могли бы перейти через линию, ограничивающую круг или квадрат, и были бы заточены в этих пределах, не имея возможности выйти оттуда. Дайте им третье измерение со способностью двигаться в нем – тогда они просто перешагнут через ограничивающую их линию, не прервав и даже не коснувшись ее. Шесть поверхностей закрытого покоя (четыре стены, пол, потолок) держат нас в заключении; но допустим существование четвертого измерения, присвоив себе способность жить в нем: мы выйдем из своей тюрьмы с такой же легкостью, с какой человек перешагнул бы через линию, начертанную на земле. Мы не в состоянии представить себе этого измерения, точно так же, как человек, живущий в плоскости, не мог бы представить себе кубического измерения. Однако мы не в праве утверждать, что такового не существует.

Есть даже в обычной природе известные явления, способности и чувства, непонятные для человека. Как могут ласточки и перелетные голуби находить свои старые гнезда? Как может собака вернуться домой за несколько сот верст по дороге, никогда ею не виданной? Как удается змее проглатывать птичку, а ящерице – приманивать бабочку, и т. д.?

В другой своей книге я показал, что обитатели иных миров должны быть одарены чувствами совершенно иными, чем наши.

Мы не знаем ничего абсолютного. Все наши суждения относительны, следовательно, несовершенны и неполны. Поэтому научная мудрость требует, чтобы мы были очень сдержанны в своих отрицаниях. Мы имеем право быть скромными. "Сомнение есть доказательство скромности",– скажем мы словами Араго, и оно редко вредило успеху наук. Но нельзя сказать того же о недоверчивости.

Есть на свете множество фактов необъяснимых, принадлежащих к области неведомого, таинственного. Явления, которыми мы намерены заняться, принадлежат именно к этому порядку. Телепатия, или ощущения на расстоянии; явления умирающих; передача мыслей; видение во сне, в состоянии сомнамбулизма,– без помощи зрения,– различных местностей, городов, памятников; угадывание какого-нибудь грядущего события; предвидение будущего; предчувствия; бессознательное диктование посредством стуков в столе; некоторые необъяснимые шумы; жилища, посещаемые духами; поднятие на воздух предметов вопреки законам тяготения; движения и перемещения предметов без прикосновения к ним; явления, похожие на материализацию сил (что кажется нелепым); реальные или кажущиеся проявления бестелесных душ и всяких духов и множество других странных и пока необъяснимых феноменов,– все это заслуживает внимания науки и возбуждает любопытство.

В одном можно быть, во всяком случае, уверенным: все, что мы можем наблюдать и изучать,– вполне естественно. Поэтому мы должны рассматривать факты спокойно, научно, без смущения и придания им оттенка мистицизма, совершенно так, как если бы дело касалось астрономии, физики или физиологии. Все – в пределах природы, как известное, так и неизведанное, а сверхъестественного совсем не существует. Это слово пустой звук. Прежде, чем люди узнали законы науки, затмения, кометы, временные звезды также считались сверхъестественными, знамениями гнева Божия. Часто называют сверхъестественным все, что диковинно, необычайно, необъяснимо. Вернее сказать: это – неизведанное, неизвестное.

Критики, которые усмотрели бы в моем труде возвращение ко временам суеверия, впали бы в грубое заблуждение. Наоборот, здесь все дело в анализе, в исследовании. Многие говорят: "Вот еще! Стану я верить этим небылицам… Да ни за что на свете! Я признаю только законы природы, а эти законы – известны". Но эти господа похожи на наивных географов древнего мира, которые подписывали на своих картах над Геркулесовыми столбами: "Hie deficit orbis" ("Здесь конец света"), не подозревая того, что в этом пространстве на западе, неведомом и пустом, способно уместиться вдвое больше стран, чем предполагали эти ученые мужи.

Все наши человеческие знания могут быть символически представлены в виде острова,– миниатюрного островка, окруженного безбрежным океаном.

Да, многому, очень многому остается еще нам поучиться.

Глава вторая

Легковерные

Из первой главы о недоверчивых мы могли видеть, насколько вообще ум человеческий мало склонен усваивать новые идеи и факты, еще не объясненные, и до какой степени эта косность тормозила прогресс наших познаний о природе и человеке. Но, к счастью, появились на свете такие люди, как Коперник, Галилей, Кеплер, Ньютон, Гершель, Папен, Фультон, Гальвани, Ампер, Араго, Ниенс, Дагерр, Фрауенгофер Френель, Леверье и многие другие искатели истины и независимые умы. "Наука честью обязана неустрашимо смотреть в лицо всякой представляющейся проблеме",– так говорил когда-то один из знаменитейших физиков нашего времени сэр Уильям Томпсон. Но по вопросам трудным, темным, мудреным перед нами вырастает новая обязанность – исследовать, анализировать вещи со строгой осмотрительностью и допускать лишь то, что несомненно. Под предлогом прогресса не следует систематическую недоверчивость заменять легковерием, лишенным всякого критического смысла; поэтому я считаю нелишним, прежде чем углубиться в самую суть нашего предмета, показать на нескольких примерах, как необходимо остерегаться противоположного увлечения, не менее пагубного, не менее опасного, чем первое.

Род человеческий состоит из особей с удивительно разнообразными наклонностями. Есть люди, которые решительно ничему не верят; зато встречаются и такие, не менее многочисленные, которые готовы поверить чему угодно. Легковерие многих мужчин и женщин поистине безгранично. Самые возмутительные глупости зачастую принимаются, усваиваются, энергично отстаиваются, и – странное дело – очень часто случается, что самые скептические умы легче всего поддаются дерзким надувательствам и отстаивают колоссальнейшие безумства.

За примерами недалеко ходить. Помните высказку о золотом зубе, которую рассказывает Фонтенелль в своей "Истории оракулов"? Она старинная и, тем не менее, очень типичная. В 1593 году в Силезии пронесся слух, что у одного ребенка, терявшего молочные зубы, вырос золотой зуб вместо одного из коренных. Горстиус, профессор Гельмштедского университета, описал в 1595 году историю этого зуба, уверяя, что он отчасти естественный, отчасти чудодейственный, и что он ниспослан Богом этому ребенку в утешение христианам, треножимым турками. Спрашивается, какая связь между этим зубом и турками? Тем не менее, объяснение было принято всерьез. В том же году Рулландус написал второй трактат о том же зубе, а два года спустя Ингальстерус, также ученый, издал третью брошюру, опровергавшую первые две. Тогда четвертый великий муж, Либавиус, собрал все, что было сказано про зуб, и прибавил свой собственный отзыв. И что же оказалось? Ювелир, рассмотрев, наконец, знаменитый зуб, удостоверил, что он просто был искусно заделан золотой пластинкой. А сколько исписано было бумаги вместо того, чтобы посоветоваться с ювелиром! Таких "золотых зубов" найдется немало в истории древних и новых суеверий.

Всем еще памятны знаменитые "крысы с хоботами", которыми лет пятьдесят назад морочили одного ученейшего естествоиспытателя. Какой-то зуав, пользуясь досугом, состоя на службе в Алжире, занялся прививкой на крысах. Он пришивал кусочек хвоста к крысиному рыльцу, и сращение удавалось прекрасно, вроде того, как у человека восстанавливают нос, прикрыв его кожей со лба. Один ученый из Парижского музея очень дорого заплатил за первую из таких крыс, присланную ему, как образчик породы, до тех пор неизвестной. Потом ему прислали других, которых он также покупал за дорогую цену. Он разуверился, кажется, только тогда, когда при скрещивании крыс получились крысята самой обыкновенной породы, без всяких хоботов.

Заметим по этому поводу, что действительно честный человек науки (потому что без честности нет науки), не привыкший остерегаться предметов, которые он изучает, легче кого бы то ни было поддается обману. В астрономии, в химии, в физике, в геологии, в естественной истории нет лжи. Для математиков дважды два всегда – четыре, а сумма трех углов в треугольнике всегда равна двум прямым. Такое прямодушие и такая природная честность, к несчастью, по-видимому, неприменимы ни в деловом мире, ни в политике, ни вообще в обычных людских занятиях.

Я знавал известного геометра, одного из ученейших профессоров политехнической школы, уважаемого члена Института, человека самых высоких умственных и нравственных качеств,– и вот он-то, будучи чистейшим типом человека легковерного, и стал жертвой самого дерзкого надувательства, какое только можно себе представить. Один искусный подделыватель, Врэн-Люка, пользуясь страстью ученого к автографам, продавал ему за баснословные цены поддельные автографы Паскаля, Ньютона, Галилея, Генриха IV, Франциска I, позднее – письма Карла Великого и Верцингеторикса!… Пифагора! Архимеда! Клеопатры! А еще лучше… воскресшего Лазаря и Марии Магдалины.

В течение семи лет (1862-1869 гг.) Мишель Шаль (Chasles) накупил 27000 таких автографов на кругленькую сумму в 140000 франков. Однако, несмотря на сноровку мистификатора, можно было с самого начала подметить кое-какие оттенки, возбуждавшие сомнения насчет подлинности документов. Я помню, между прочим, письмо Галилея, в котором он утверждал, что, исследуя пространство рядом с Сатурном, можно открыть еще неизвестную отдаленную планету. Мистификатор имел дерзость заставить Галилея предсказать в 1640 году открытие Урана, сделанное Гершелем в 1781 году, и, перепутав орбиту с небесным телом, движущимся по ней, заставил итальянского астронома сказать, что планета находилась позади Сатурна. Ради курьеза я вычислил положение Урана во время написания мнимого письма; планета и вовсе не была в той области неба, где сиял Сатурн. Я начертил ее диаграмму и показал ученому геометру, какую глупость имели дерзость приписать Галилею. К величайшему моему изумлению, Шаль отвечал мне, что это "ничего не значит" и что он уверен в подлинности письма. Тут же он показал мне и пресловутое письмо. Оно было написано почерком, действительно похожим на почерк Галилея, на старой пожелтевшей бумаге, сложенной и снабженной печатями тогдашней почты. Иллюзия в самом деле была полная. Но заставить астронома сказать, что можно искать Уран позади Сатурна – просто школьническая выходка; однако любитель автографов был уже до такой степени ослеплен, что несколько месяцев спустя согласился заплатить чистоганом за пропуск на французском языке (!), выданный якобы Верцин-геториксом императору Юлию Цезарю.

Уж, кажется, дальше не может идти человеческая легковерность!

Сознаемся, во всяком случае, что это жестокие уроки, которых всем нам не следует забывать.

Я так и жду, что люди менее ученые, считая себя не столь наивными, возразят мне с апломбом: "Ну, меня-то уже так не проведут!" Конечно, человеку трудно допустить, чтобы он мог оконфузиться до такой степени. Но я замечал, что как раз те, кто считает себя выше всего этого, бывают чаще всего подвержены разным довольно смешным слабостям: например, многие не могут обедать спокойно, если за столом сидят 13 человек; поспешно прикасаются к чему-нибудь металлическому, когда слышат о чужой беде; боятся заболеть, когда разбивается зеркало; приходят в ужас от опрокинутой солонки, ножей, положенных накрест, и т. п. Очень серьезные люди как-то уверяли меня, что фазы луны влияют на яйца, на женщин, на вино, разлитое в бутылки, на рост волос и деревьев. note 3

Много есть лиц, которые ни за что не отправятся в дорогу в пятницу или 13 числа. Загляните в приход железных дорог, конок и омнибусов и вы будете поражены разницей. Осматривая Париж, полюбопытствуйте проследить № 13 на бульварах и на улицах – увидите, как много их отсутствует, а вместо 13 поставлены 12 bis! Это напоминает происхождение високосных годов; римляне, прибавив один день, украдкой сунули его в конец февраля, не называя его, чтобы боги не увидали. А мало разве людей, обращающихся за советами к шарлатанам-ясновидящим на ярмарках?

Наши предки в каменном и в бронзовом веках трепетали перед всеми силами природы, с которыми им приходилось бороться. Обожествляя эти силы, они населяли поля, леса, родники, долины, пещеры, хижины фантастическими существами, и память о них до сих пор еще не изгладилась в народе. Народные суеверия распространены повсюду, и по настоящее время у большей части рода человеческого ко всем действиям и обычаям приурочены самые странные предрассудки.

До сих пор многие верят, как и во времена древних римлян, что можно заклинать грозу и бурю. Около 1870 г. в одной деревне в Пюи-де-Доме жил священник, известный во всей округе тем, что он будто бы обладал способностью ограждать свой приход от града и ветра, отвлекая их на соседние местности. Прихожанам случалось даже видеть его у окна колокольни, произносящим заклинания. Когда он умер, его заменил другой кюрэ; но тому не повезло. Вскоре после его водворения в селе разразился страшный ураган, и крестьяне обратились к нему с просьбой избавить их от этой напасти. Он не смог этого сделать, и народ так невзлюбил его за это, что епископ вынужден был заменить его.

Один отставной моряк, живший в Тулоне около 1885 года, умел будто бы накликать грозу как раз в тот день, когда народ отправлялся на поклонение Богородице на гору Сисиэ. Обыватели были так твердо в этом убеждены, что старались скрывать от него день, назначаемый для паломничества.

Беранже Феро рассказывает в своей интересной книге о "Суевериях", что в некоторых местностях Прованса у крестьянок есть безошибочный рецепт для исцеления детей от коклюша: надо провести ребенка семь раз подряд под брюхом осла, непременно справа налево, а отнюдь не слева направо. Некоторые ослы особенно славятся своими целебными свойствами. Был один чудодейственный осел в деревне Люк; к нему приводили больных детей издалека, из Драгиньяна и даже из Канн, то есть верст за шестьдесят.

Безо всякого сомнения, народные суеверия до такой степени распространены, что на них наталкиваешься всюду. Недавно мне случилось побывать в старинной, основанной во времена средневековья деревушке департамента Приморских Альп, громоздившейся на склоне крутой горы, как орлиное гнездо. В то время как я осматривал церковь, местный врач, ученый-археолог, сопровождавший меня, обратил мое внимание на кружку, в которую прихожане опускают записочки с приложением пожертвования по адресу св. Антония Падуанского, прося его помочь им отыскивать потерянные вещи. Ответ получается довольно часто на той же записочке в особой нише по соседству.

Легковерие проявляется во всех видах. Любопытны некоторые суеверные обычаи и приметы, касающиеся брака. В селении Бодуэн в Провансе есть скала, образующая покатый склон. С незапамятных времен каждый год, в приходский праздник, молодые девушки, желающие выйти замуж, скатываются с этого камня, так что от долгого трения он сделался гладким, как мрамор.

В деревне Сент-Урс в Нижних Пиринеях также имеется камень, с которого скатываются девушки, жаждущие замужества и молодые женщины, желающие иметь детей.

В Лоше бесплодные женщины тоже скатываются с камня "Медвежий жернов", как в Бодуэне и как в департаменте Нижних Альп. Это поверье ведет начало не со вчерашнего дня – оно было известно уже в Древней Греции. Оно в большом ходу также и в Тунисе.

Паломничество в Сент-Бом, лежащий между Тулоном и Марселем, считается у женщин Прованса средством обеспечить себе замужество и потомство. Обычай этот существует чуть не тысячу лет.

Во многих местностях Франции девушки, жаждущие замужества, бросают в ручьи листочки ивы или деревянные колышки. Если листок прямо поплывет по течению, или если колышек вынырнет, это значит, что в том же году к девице посватается жених.

В Сен-Жюньен-Курбе в департаменте Вьенны девушки, чтобы выйти поскорее замуж, молятся св. Евтропию и вешают на крест в его часовне подвязку со своей левой ноги.

В местечке Уазане в департаменте Изеры девушки ходят в июне на гору Бранд, где находится камень в виде вертикального конуса; у этого конуса они простираются ниц и набожно прикасаются к нему коленами.

В Лавале в Авеньерской церкви стоит большая статуя св. Христофора. Молодые девушки и парни, желающие вступить в брак в том году, приходят туда и втыкают булавки в ноги этой статуи. В долине Люнен (Сена и Марна) существует камень, в который молодые люди, стремящиеся сочетаться браком, вонзают булавки и гвозди. Близ Труа девушки-невесты ходят бросать булавки на холм, носящий название Круа-де-Бень.

В окрестностях Вердена женщины, желающие иметь детей, садятся на скалу, где видны следы сидевшей женщины,– это место называется в округе стулом св. Лючии. Женщины воображают, что это поможет осуществиться их желанию; оказывается, что Анна Австрийская также садилась на это место перед рождением Людовика XIV. Тот же обычай водится в Самнике (департамент Мезы).

В Арденах покровительство св. Филомены считается самым действенным средством против опасности остаться старой девой.

Писатель Мартине насчитывает до пятидесяти источников, целебные свойства которых известны с самых отдаленных времен. Он тщательно собрал все легенды Бретани и Берри. Это край всякой чертовщины, оборотней, леших и колдовства. Некоторые местности по преимуществу возбуждают суеверный ужас. Там леса населены русалками, болота – блуждающими огнями. С наступлением ночи в таинственной чаще раздаются зловещие шорохи; мрачные призраки скользят под деревьями, колеблемыми невидимыми силами. Горе тому, кто отважится пуститься в эти сумрачные убежища! Он оттуда живым не выйдет!

В деревнях Нижнего Берри до сих пор верят в существование великанов, когда-то обитавших в стране и оставивших за собой следы в виде многочисленных курганов и бугров, природных и искусственных. Эти великаны олицетворяются в образе Гаргантюа; легенда о нем до сих пор популярна во всей восточной части Франции и гораздо древнее героя Рабле. Последний, по всей вероятности, заимствовал этот миф из народных поверий, господствовавших в Сент-Онже, Пуату и Нижнем Берри, где он жил некоторое время.

Вера в волшебниц до сих пор жива во многих местностях Берри; это они разбросали по всему краю многочисленные бугры и камни, которые, несмотря на их чудовищную тяжесть, перетаскивали в своих газовых передниках. Волшебницы эти известны под именами фад, мартов, марсов и др. Они бродят по ночам и совершают свои таинственные обряды во всех пещерах, на всех скалах, вокруг многочисленных долменов и менгиров, рассеянных по живописной стране, окаймляющей берега Крезы, Бузанны и Англена.

Марты – высокие, уродливые женщины, костлявые, полунагие, с длинными черными космами. С верхушки скал и плоскогорий они по вечерам приманивают к себе пастухов и землепашцев, а если те не приходят сами, то гонятся за ними. Горе тому, кто не успеет убежать и кого они принуждают выносить свои бесстыдные ласки. Фады более кротки и менее буйны; они главным образом занимаются стадами. Им же поручено охранять клады и сокровища, зарытые в таинственных подземельях, входы в которые завалены огромными камнями. Власть их, впрочем, кончается каждый год в Вербное воскресенье.

В Вертале, в Оверни, есть шатающийся камень, к которому матери приносят своих детей, чтобы они стали "крепки, как камень, и были всегда здоровы".

Близ Сен-Валери на высокой скале видны развалины старой церкви Сен-Леже, от которой осталась одна только квадратная колокольня. Туда приносят хилых, плохо развивающихся детей и заставляют их пять раз обходить вокруг башни, чтобы окрепли их шаги.

Эти верования ведут начало из глубокой древности: Павзаний рассказывает, что в Гиетте, в Беотии, был храм Геркулесу, где хранился камень, исцелявший от болезней; в Альпенусе камень, посвященный Нептуну, обладал таким же свойством, и т. п.

Мне случалось присутствовать в окрестностях Парижа, близ Жювизи, на празднике летнего солнцестояния, когда жгут огни в Иванов день,– праздник уже христианский, но еще сохранивший следы язычества. Солнце, божество жизни, закатилось на лучезарном западе, сумерки опускаются над природой; на церковной площади воздвигнут костер. Его зажигают, и яркое пламя с треском охватывает сухое дерево. Все селение в сборе. Подходят парни и девушки. Девушки должны перепрыгивать через костер, не обжигаясь. Самой смелой достаются всеобщие похвалы; полагают, что она, скорее всего, выйдет замуж в этом году. Потом головни тщательно подбираются и разносятся по домам, прежде чем они успеют сгореть окончательно: они, видите ли, предохраняют жилища от молний и пожаров. Обычай жечь костры в Иванов день существует до сих пор почти во всей Франции.

Кто не слыхал о молочных блинах, которые пекутся в праздник Введения (2 февраля)? Они приносят счастье в земледелии, в торговле, во всех предприятиях – требуется только, чтобы они непременно удались в этот день.

Наполеон перед походом в Россию сам пек блины и приговаривал, смеясь: "Вот если этот блин удастся, то я выиграю первое сражение, а если вот этот,– то второе!" Ему удалось перевернуть первые три блина, но четвертый шлепнулся в огонь, предвещая пожар Москвы, поясняет один историк.

Во многих провинциях до сих пор верят во всевозможных колдунов. В Провансе, например, верят, что колдуны могут испортить новобрачных, как в Италии верят дурному глазу, а в Эльзасе – в оборотней. Но верят также в средства, могущие отвратить колдовство. В Тулоне портнихи подшивают щепотку соли в рубец венчальных платьев, так как соль имеет способность давать безоблачное счастье новобрачным.

В Париже, как и в Риме во времена Тиберия, не перестают обращаться к составителям гороскопов, предсказывающих будущее по положению звезд и планет в день рождения данного лица. До сих пор еще существуют на свете астрологи! Но можно ли придавать значение гороскопу, когда известно, что средним числом рождается на всей поверхности земного шара по одному ребенку в секунду, т. е. 60 в минуту, или около 3600 в час и 86 400 в день, так что если б звезды и планеты действительно имели влияние на судьбу, то десять младенцев, родившихся в ту же минуту, должны были бы иметь одинаковую будущность: дети, родившиеся одновременно от королевы и от деревенской бабы, должны были бы находиться под влиянием одинаковых законов. note 4

Вера в талисманы, в амулеты, медальоны, ладанки так же распространена у цивилизованных народов, как и у каких-нибудь африканских дикарей.

А в области интересующих нас явлений,– в манифестациях, вещих снах, предчувствиях, гипнотических и спиритических опытах – какое открывается обширное поле для легковерии! Я знавал одного офицера, очень почтенного, который нисколько не сомневался в подлинности имен, выстукиваемых столом, и аккуратно каждое воскресенье, после завтрака, беседовал с Лейбницем и Спинозой. Другой толковал о социальной философии с Жаном Вальжаном, не смущаясь тем, что этот герой романа – создание фантазии его автора. Одна знатная дама, уже пожилых лет и очень умная, когда-то хорошо знакомая с лордом Байроном, вызывала его дух каждую неделю и советовалась с ним насчет помещения своих капиталов. Один доктор, член Парижского медицинского факультета, избрал себе собеседниками с того света Данте и Беатриче, которые являлись беседовать с ним, но порознь, потому что на том свете им запрещено было сближаться. Один сумасбродный медиум, имевший двенадцать детей и потерявший семерых из них, каждый месяц осведомлялся, как поживают их души на том свете, каково состояние их здоровья и аккуратно все это записывал. Другой призывал "душу земли", которая отвечала ему и управляла всеми его помыслами.

Спиритизмом пользуются для различных целей, имеющих с ним очень мало общего. Спиритизм используется, чтобы устраивать свадьбы, эксплуатировать слабохарактерных людей, завладевать иногда крупными наследствами. Я знавал одну женщину, в сущности, очень милую, сделавшуюся потом маркизой и богачкой, благодаря тому, что она ловко внушала своему будущему мужу через посредство стуков на спиритическом сеансе, будто его покойная жена сама назначает ее своей преемницей. Знал я также одну вдову, заставившую человека жениться на себе, уверив его, что в ее недавно родившемся малютке воплотился дух его умершего, нежно любимого ребенка. Одна моя знакомая под предлогом спиритизма продает каббалистические кольца, которыми исцеляет все болезни, и т. д. и т. п.

Прекурьезный случай разыгрался еще не так давно, в девятнадцатом столетии: это история про черта, люциферовское франкмасонство и Диану Воган, заморочившую головы большей части французского духовенства, нескольких епископов, двух кардиналов и даже самого папы Льва XIII. В сущности, это была с начала до конца наглая подделка Леона Таксиля, в чем сам он цинично сознался в 1897 году. Основательные богословы всерьез принимали появление чертей и дьяволиц в святотатственных, непристойных церемониях.

Надо сознаться, впрочем, что политическое легковерие еще более нелепо.

Да, наш род людской далеко не совершенен, и человеческое легковерие представляет нам примеры не менее любопытные, чем предвзятый скептицизм. Как трудно держаться на должной середине и спокойно следовать указаниям рассудка!

Легковерие все еще существует на свете, составляя постоянный противовес скептицизму. Будем остерегаться как того, так и другого. Авгуры еще живы, прогресс не убил еще веру в предсказания по внутренностям животных, не упразднил всякого рода предзнаменований, и род людской не очень-то быстро подвигается по пути умственного развития! Прибавлю, однако, словами Гумбольдта, что высокомерный скептицизм, отвергающий факты без рассмотрения, во многих отношениях еще более достоин порицания, чем неразумное легковерие.

В примерах нет недостатка. Мне просто хотелось показать в этой второй главе, что мы должны остерегаться легковерия на том же основании, как и скептицизма. Это – две противоположные крайности, и нам следует держаться посредине, на равном расстоянии от того и от другого, при рассмотрении тех таинственных фактов, о которых речь пойдет в дальнейшем. Не будем отрицать голословно, не будем и утверждать все сплеча: ограничимся беспристрастным наблюдением. Может быть, такой образ действия всего труднее при существующем порядке вещей. Что касается меня, то я прошу тех, кто склонен был бы обвинять меня или в легковерии, или в скептицизме, не делать этого опрометчиво и не забывать, что я неусыпно держусь настороже: я исследую и доискиваюсь.

Глава третья

Телепатия. Явления умирающих

В предыдущих главах мы имели в виду предостеречь самих себя и читателя от двух противоположных увлечений, мешающих свободному изысканию истины: от легковерия и от недоверчивости. Постараемся же все время держаться полнейшей независимости духа,– это более, чем когда-либо, нужно при изучении явлений такого порядка. На каждом шагу наши обычные научные понятия будут наталкиваться на препятствия, побуждающие отвергать факты и отрицать их без дальнейшего рассмотрения. С другой стороны, ежеминутно, попав однажды в течение, мы будем чувствовать, что чересчур быстро скользим вперед, усваивая явления недостаточно доказанные, и, пожалуй, подвергнемся насмешкам за то, что ищем причины вещей, будто бы не существующих. Будем же твердо держаться положительного, экспериментального метода, которому род человеческий, до сих пор еще такой несовершенный и такой варварский, обязан тем малым прогрессом, какой он уже усвоил. Конечно, и экспериментальный метод сам по себе не застрахован от ошибок; даже напротив – многих известных психологов он вовлекал в огульные сомнения. Тэн учит, что наружные впечатления – сущие галлюцинации, и что "даже находясь в нормальном состоянии здоровья и рассудка, мы испытываем лишь ряд галлюцинаций, ни к чему не ведущих". Беркли и Стюарт Милль проповедуют, что тела – чистейшее ничто, и что только в представлении нашего ума они облекаются в сущность и известную форму; по мнению этих философов, нет ничего реального в камне, в куске железа, в дереве или животном. Один из наших самых глубокомысленных математиков на мой вопрос по этому поводу признался, что для него на свете существуют одни только ощущения. Если допустить эту теорию, то выходит, что вселенная существует лишь в помыслах человеческих существ и, следовательно, только с тех пор, как живут люди на земле. Таково, кажется, философское убеждение моего остроумного друга Анатоля Франса и некоторых других наших современников. Между тем астрономия и геология, не говоря об остальных науках, доказывают нам, что вселенная существовала раньше человека. Кроме того, если вы допускаете существование своих собственных ощущений, то вы не можете не допустить существование ощущений своего ближнего. Следовательно, этот ближний существует, как и вы, как и другие люди и предметы. Будем остерегаться рассуждений чересчур трансцендентальных. Зенон Элейский ведь доказывал же, что пущенная стрела неподвижна, а Демокрит – что снег на самом деле черный.

Чтобы разобраться в таинственном мире, который мы намерены посетить, и чтобы извлечь из этих наблюдений какие-нибудь результаты, мы начнем с того, что предпримем методическую классификацию явлений, группируя аналогичные и пробуя делать из них заключения, кажущиеся нам наиболее обоснованными. Предмет стоит того. Дело касается нашей природы, нашего бытия или же небытия. Вопрос для нас интересный. О, конечно, найдутся господа, которые будут качать головами и презрительно улыбаться над нашей попыткой. "О чем тут толковать? – скажут они.– Ведь вы знаете, что эти мнимые горизонты загробной жизни – чистейшая фантазия. После смерти для нас все кончено".

Да нет же, мы этого не знаем, и вы сами ровно ничего не знаете. Ваши утверждения, как и ваши отрицания,– одни слова, пустые слова. Все высшие порывы и стремления человечества являются наглядным протестом против небытия, а разве чувство не существует на тех же правах, что и разум? Во всяком случае, здесь кроется серьезная и существенная загадка. "Бессмертие души – вещь слишком важная,– писал Паскаль.– Надо потерять всякое чувство, чтобы относиться совершенно равнодушно к раскрытию этой тайны". Зачем отчаиваться, терять надежду когда-нибудь узнать свойство одухотворяющего нас начала, узнать – переживает ли оно или нет разрушение нашего тела?

Спрашивается, дадут ли нам исследования, предпринятые нами, какие-либо верные указания на этот счет? Что же? Может быть, и дадут. Как бы то ни было, я прошу читателей, пробегающих эти строки, по возможности отрешиться от непримиримости и нетерпимости и стать просто свободными, независимыми мыслителями. Это – попытка пролить свет на известную область, вот и все. Пусть и не ищут в этой книге ничего иного. Добрые друзья уверяют меня, что я скомпрометирую себя, вступив так открыто на подобный путь, что такой опыт будет с моей стороны чересчур неосторожен, чересчур дерзновенен и смел. Но я решительно ни кто иной, как искатель истины, и все, что могут писать, говорить и думать про меня, мне совершенно безразлично.

Кроме того, мне, пожалуй, возразят: вот уже много веков, как все ищут, ищут и никогда ничего не находят, следовательно, никогда ничего и не найдут. Но ведь, позвольте, с такими рассуждениями мы ничему не могли бы научиться. Vitam impendere vero (посвятить жизнь свою истине)! – таков был девиз Жан-Жака. Может ли быть девиз более благородный для всякого философа, для всякого мыслителя?

Первым долгом будем держаться строго научного метода и произведем классификацию рассматриваемых фактов. Начнем с телепатических явлений. Слово "телепатия" стало известно публике несколько лет тому назад. Этимологически оно происходит из греческих слов "теле" – далеко, и "пафос" – ощущение, чувство. Симпатия и антипатия того же этимологического происхождения. Следовательно, слово это означает "быть предуведомленным посредством какого-либо ощущения о факте, совершающемся на расстоянии".

В явлениях того рода, которым мы намерены заняться, на каждом шагу встречаются смутные или преувеличенные рассказы, сомнительные повествования, а также наблюдения, лишенные научной ценности вследствие отсутствия в них всякого критического духа. Мы обязаны принимать эти рассказы с крайней осторожностью – чуть было не сказал, с недоверием,– и решительно отстранять все те, какие покажутся нам подозрительными. Здесь более, чем где-либо, важно принимать во внимание рассудительность, знание, нравственные и умственные качества лиц, передающих эти случаи, и я льщу себя надеждой, что не допустил ни одного повествования, которое не было бы строго проверено и гарантировано просвещенным умом тех лиц, которые мне его сообщили, или, по крайней мере, их здравой рассудительностью и безусловной искренностью.

Откроем наше изыскание несколькими необъяснимыми и странными "манифестациями" умирающих – не умерших, надо обратить внимание на это различие. Это – проявления умирающих, наблюдаемые близкими людьми в совершенно нормальном состоянии, наяву, а не во сне и в сновидении. Бывают явления, наблюдаемые во сне; и те не лишены значения, но они составят уже предмет другой главы.

Генерал Пармантье, один из наших самых выдающихся ученых, сообщил мне два следующих факта, происшедших в его семействе. note 5

I. Несколько человек собрались к завтраку на даче в Андлау, в Эльзасе. Долго поджидали хозяина дома, отправившегося поохотиться, но в назначенный час сели за стол без него, так как хозяйка дома уверяла, что муж ее не замедлит вернуться к завтраку. Приступили к завтраку среди веселой болтовни, ожидая, что с минуты на минуту явится запоздавший член семьи, чересчур усердный любитель охоты. Однако время шло, и все стали удивляться такой долгой проволочке, как вдруг при самой ясной, тихой погоде окно в столовой, открытое настежь, захлопнулось с сильным стуком, и тотчас же опять открылось. Гости были тем более поражены, что это движение оконных рам должно было опрокинуть графин с водой, стоявший на столике перед окном, а между тем графин остался нетронутым. Все, кто видел и слышал это движение, не могли понять, как оно произошло.

– Наверное, случилось несчастье! – воскликнула, вскочив с места, перепуганная хозяйка.

Завтрак был прерван. Три четверти часа спустя принесли на носилках тело охотника, которому весь заряд попал в грудь. Он умер почти мгновенно, успев произнести только слова: "Жена моя, бедные мои дети!"

Вот совпадение, требующее объяснения. На первый взгляд, оно покажется нам пустяшным и нелепым. Что значит это странное движение окна, и с чем оно связано? Стоит ли терять время на серьезное обсуждение такого незначительного происшествия?

Лягушки Гальвани также казались пустяками, котел Папена – тоже. А между тем пар и электричество далеко не пустяки. Недавно ударом молнии свалило человека в поле; он остался невредим, но с него сорвало обувь, отбросило ее на двадцать шагов, причем повыскакивали из нее гвозди, все до одного. В другой раз молния сорвала платье с молодой крестьянки, раздев ее донага. Одежду ее нашли потом висящей на дереве. А вот вам еще случай. Ударом молнии убило наповал мужчину в тот момент, когда он подносил ко рту кусок хлеба. Он остался недвижим. К нему подходят, трогают его: он рассыпается в прах, а одежда его остается целой. Причуды природы не должны препятствовать нам изучать ее явления. Напротив.

Без сомнения, услыхав рассказ о происшествии с охотником в Андлау, нам первым делом приходит на мысль отрицать просто-напросто факт. Конечно, нельзя предположить, чтобы история была вымышлена целиком и лжива с начала до конца; этого никак не позволяют обстоятельства, при которых она разыгралась, и почтенность самого повествователя. Но можно сказать, что произошло легкое движение оконной рамы, вызванное какой-нибудь посторонней, ничтожной причиной: порывом ветра, толчком, кошкой – мало ли чем? Совпадение этого движения с трагическим случаем придало ему впоследствии серьезное значение.

По-видимому, вот что произошло. Окно не шевельнулось; доказательством служит графин, и это противоречие было всеми замечено. Прежде всего мы можем подумать, что у этой дамы и у нескольких других лиц была иллюзия зрения и слуха, ощущение нереального явления, и мозг их получил сильное впечатление от внешней причины. Но можем также допустить, что этой причиной была психическая сила умирающего, того человека, которого ждали за столом в этот час, человека, который перенесся туда мысленно и направил в это место всю свою предсмертную энергию. Телеграф без проволоки…

Почему эта сила проявилась таким образом? Как могло мозговое впечатление быть коллективным? Почему?… Зачем?… Нас окружает полнейшая тайна, и мы можем только строить гипотезы. О, конечно, будь этот случай единичным в своем роде, тогда он мог бы пройти незамеченным, но это лишь один из множества других, которые нам предстоит привести в нашем исследовании. Пока не будем останавливаться на том, каким образом можно объяснить подобное явление, и пойдем дальше.

Вот второй пример телепатической связи в момент смерти – пример, не менее странный, и даже еще более поразительный; этим рассказом я также обязан любезности генерала Пармантье, который ручается за его достоверность.

II. Мы находились в Шлесштадте, в департаменте Нижнего Рейна. Стояла жаркая летняя ночь. Оставили отворенными дверь, ведущую из гостиной в спальню, а в самой гостиной – оба окна, причем рамы придерживались спинками приставленных к ним стульев. Отец и мать г. Пармантье спали. Вдруг г-жа Пармантье проснулась от внезапного толчка кровати снизу вверх. Она удивлена, слегка испугана, будит своего мужа и рассказывает ему об испытанном ощущении. Внезапно чувствуется вторичный толчок, очень сильный. Отец генерала, вообразив, что это землетрясение, вскакивает, зажигает свечу, но, не заметив ничего необычайного, тотчас же сейчас ложится. Вслед за тем новое сотрясение кровати, очень сильное, за ним шум и грохот в соседней гостиной, как будто окна захлопнулись изо всей силы, причем стекла посыпались вдребезги. Кажется, что землетрясение усиливается. Супруги встают и отправляются осматривать повреждения в гостиной. Ничуть не бывало: там все в порядке, окна по-прежнему отворены, стулья стоят по местам, в окна виднеется небо, ясное и звездное. Не было ни землетрясения, ни бури; слышанный шум, казалось, был только в воображении. Чета Пармантье занимала второй этаж, а внизу жила одна старушка, у которой был шкаф, страшно скрипевший на петлях всякий раз, как его отворяли или затворяли. Это неприятное скрипение тоже слышалось среди шума, и супруги удивлялись, с какой стати старушка вздумала отворять свой шкаф в такой поздний час?

Удостоверившись, что в гостиной все в порядке, г-жа Пармантье встревожилась. Она вообразила, что случилось несчастье с ее родными, которых она, недавно выйдя замуж, оставила в Страсбурге совершенно, впрочем, здоровыми. Но вскоре она узнала, что ее бывшая гувернантка, уехавшая после ее свадьбы в Вену к своим родственникам, умерла как раз в ту памятную ночь, и что перед смертью она не раз выражала сожаление о разлуке со своей дорогой воспитанницей.

Итак, это – второй факт, аналогичный с первым и, по-видимому, указывающий на такие же соотношения. Впечатление, исходившее от мозга умирающей, поразило мозг другого существа на расстоянии 650 километров и сообщило ему ощущение необычайного шума.

На другой день, когда г-жа Пармантье спросила нижнюю жилицу, не отпирала ли она шкаф среди ночи, не ощущала ли толчков, не слышала ли какого-нибудь непривычного шума,– та отвечала отрицательно, заметив, что в ее годы сон бывает чуткий, и что если бы случилось что-нибудь особенное, то она наверное заметила бы. Следовательно, психическая депеша коснулась только тех двух существ, которые имели отношение к причине.

Нас, может быть, удивит вещественность, банальность такого явления, и, пожалуй, многие на это скажут: "Заблуждение чувств, беспричинная галлюцинация, случайность, совпадение". Но мы задались задачей рассматривать вещи без предвзятых идей и стараться по возможности вывести из них закономерности, которым они подчиняются. Пойдем далее, так как ценность фактов возрастает пропорционально их числу, раз дело идет о совпадениях.

Андре Блок, молодой, очень талантливый музыкант, посланный за казенный счет в Рим, член Парижского астрономического общества, недавно обратился ко мне со следующим рассказом о факте, случившемся с ним в 1896 году.

III. "Дело происходило в июне 1896 года. На последние два месяца моего пребывания в Италии моя мать приехала ко мне в Рим и поселилась неподалеку от французской академии, в пансионе на Via Gregoriana, там же, где вы сами когда-то жили.

Так как в то время я должен был окончить одну спешную работу до возвращения во Францию, то матушка по утрам осматривала город одна, без меня, и возвращалась на виллу Медичи только в 12 часов, к завтраку. Но однажды она явилась в восемь часов утра страшно расстроенная. На мои расспросы она отвечала, что, одеваясь утром, она вдруг увидела возле себя своего племянника Ренэ Кремера; он смотрел на нее и, смеясь, говорил ей: "Ну да, я в самом деле умер!" Очень испуганная этим явлением, она поспешила ко мне. Я успокоил ее, как умел, потом перевел разговор на другие предметы. Две недели спустя, осмотрев часть Италии, мы оба вернулись в Париж и узнали о смерти моего кузена Ренэ, последовавшей в пятницу 12 июня 1896 года, в квартире, занимаемой его родителями, на улице Москвы, 31. Ему было 14 лет.

Благодаря одной работе, занимавшей меня тогда в Риме, я мог аккуратно проверить день и даже час, в которые происходило это явление. Оказалось, что именно в тот самый день мой маленький кузен, болевший воспалением брюшины, впал в агонию с шести часов утра и скончался в 12 часов; перед смертью он несколько раз выражал желание повидаться с тетей Бертой, то есть с моей матерью.

Надо заметить, что ни в одном из многочисленных писем, получаемых нами из Парижа, никто не обмолвился ни единым словом о болезни моего кузена. Все знали, что моя мать имеет особую привязанность к этому ребенку и что она непременно вернулась бы в Париж при малейшем его недомогании. Нам даже не телеграфировали о его смерти. Прибавлю еще, что когда в Париже шесть часов, часы в Риме показывают семь из-за разницы во времени этих местностей, и что именно в этот момент моя мать и имела это видение".

Явление, произошедшее с г-жой Блок, принадлежит к такому же порядку, как и оба предыдущих. В тот час, когда ее племянник терял сознание всего земного, он горячо помышлял о той, которую любил как мать и которая со своей стороны любила его не меньше сына родного. Психическая сила умирающего проявилась даже в соответствии с характером четырнадцатилетнего мальчика; тот действительно мог сказать, смеясь при этом: "Ну да, я умер!"

Можно все отрицать сплеча. Но что докажет такое отрицание? Не лучше ли быть откровенным и сознаться, что это в самом деле удивительные совпадения, хотя и необъяснимые при настоящем уровне наших познаний. Гипотеза о беспричинной галлюцинации, право, уж чересчур несерьезна.

Не станем, однако, терять слова даром. Будем доискиваться.

IV. М. В. Керков писал мне в феврале 1889 года: "25 августа 1874 года я находился в Техасе, в Соединенных Штатах, и после обеда, во время солнечного заката, курил трубку в столовой нижнего этажа, с видом на море. Направо от меня помещалась дверь, обращенная на северо-восток.

Вдруг в проеме двери я отчетливо увидел своего старого дедушку. Я находился в полусознательном состоянии благодушного покоя, как человек с хорошим аппетитом, сытно пообедавший. При виде деда я не испытал ни малейшего удивления. В сущности, я жил в этот момент чисто растительной жизнью и ни о чем не помышлял. Однако у меня промелькнуло в голове следующее соображение: "Странно, как лучи заходящего солнца окрашивают все предметы золотом и пурпуром, забираются во все складки одежды и в морщины на лице моего деда".

Действительно, солнце садилось совсем багровым и бросало сноп лучей по диагонали сквозь дверь столовой. У дедушки было добродушное выражение лица, он улыбался, казался счастливым. Вдруг он исчез вместе с солнцем, и я очнулся, как от сна, с убеждением, что мне являлось видение. Шесть недель спустя мне сообщили письмом, что дедушка умер в ночь с 25 на 26 августа между часом и двумя пополуночи. Как известно, между Бельгией, где он умер, и Техасом, моим местопребыванием, существует разница в долготе на пять с половиной часов – как раз получается время солнечного заката, около семи часов».

Можно возразить, что тут была простая иллюзия, вызванная лучами заходящего солнца. Это маловероятно, так как г. Керков прекрасно видел своего дедушку. Надо обратить внимание главным образом на эти совпадения с датами смерти.

V. 10 ноября 1890 года мне было адресовано следующее письмо из Христиании:

«Дорогой учитель, Ваше сочинение «Урания» подало мне повод сообщить вам об одном происшествии, слышанном мною лично от того человека, с которым оно случилось. Это г. Фоглер, доктор, датчанин, живущий в Гудуме, близ Альборга (в Ютландии). Фоглер человек вполне здоровый телом и духом, характера прямодушного и положительного, без малейшей склонности к неврастении или фантазерству – скорее, напротив. Будучи молодым студентом-медиком, он путешествовал по Германии вместе с графом Шиммельманом, очень известным среди голштинского дворянства. Они были почти ровестники. В одном из германских университетских городов они решили прожить некоторое время и наняли себе отдельный домик. Граф занимал нижний этаж, а Фоглер поселился наверху. Входные двери с улицы и лестница были у них отдельные: они одни пользовались ими. Однажды ночью Фоглер уже улегся, но еще продолжал читать в постели. Вдруг он услыхал, что входная дверь внизу отперлась и опять затворилась; он не обратил на это внимания, подумав, что возвращается его друг. Однако через несколько минут он услыхал чьи-то шаркающие, как будто усталые шаги по лестнице; затем кто-то остановился у двери его комнаты. Он увидел, как дверь отворилась; но никто не вошел; шум шагов, однако, не прекращался, он ясно слышал шарканье по полу; шаги приближались к его постели. Но никого не было видно, хотя свеча ярко освещала комнату. Когда шаги остановились у самой постели, он услыхал глубокий вздох и сразу узнал вздох своей бабушки, которую оставил в Дании совершенно здоровой. В то же время он узнал и ее походку: то были точь-в-точь шаркающие, старческие шаги его бабушки. Фоглер заметил в точности час этого явления, потому что у него сразу мелькнуло предчувствие, что его бабушка умерла, и все это записал. Позднее письмом из отцовского дома его известили о неожиданной кончине бабушки, которая его любила больше всех своих внучат. Смерть последовала как раз в замеченный им час. Таким образом, бабушка простилась с внуком, даже не подозревавшим о ее болезни.

Эдуард Гамбро,

Кандидат прав, секретарь

Департамента общественных

работ в городе Христиании»

Итак, этот молодой человек был извещен о смерти своей бабушки слышанием ее шагов и вздоха. С этим трудно не согласиться.

VI. Г-жа Ферре из Жювизи, мать начальницы почтовой конторы, не так давно написала мне следующее письмо (в декабре 1898 года):

«Случай, о котором я хочу рассказать, относится к далекому прошлому; но я помню его так ясно, как будто он произошел вчера, и, проживи я хоть сто лет, я никогда его не забуду. Это было во время Крымской кампании в 1855 году. Я жила на улице Тур, в Пасси. Однажды, перед завтраком, часов в двенадцать я спустилась в погреб. Луч солнца пробивался сквозь слуховое окно и падал на земляной пол. Это освещенное пространство представилось мне вдруг побережьем моря, а на песке лежал мертвым мой двоюродный брат, батальонный командир. Перепуганная, я не могла идти дальше и с трудом поднялась наверх. Мои родные, заметив мою бледность и расстроенный вид, стали приставать ко мне с вопросами. И когда я рассказала о своем видении, меня подняли на смех. Две недели спустя мы получили печальное известие о кончине майора Содье. Он умер, высадившись в Варне, и дата его смерти соответствовала тому дню и часу, когда он представился мне лежащим на земляном полу нашего погреба».

При теперешнем состоянии наших познаний этот факт настолько же трудно объяснить, как и предыдущие. Без сомнения, можно сказать, что и здесь важную роль играл луч солнца, что эта девушка могла думать о своем кузене, что отъезд его на войну сильно поразил ее, что при ней и с ней говорили о количестве умерших, о холере, о раненых, о больных, о бесчисленных опасностях этой войны,– и что в данном случае действовала иллюзия. Сказать это ничего не стоит! Г-жа Ферре положительно уверена, что она отчетливо видела этого офицера; она, что называется, собственными глазами видела своего кузена распростертым на песке; как раз на песок он и упал, умирая от холеры при высадке в Варне. Обратим также внимание на совпадение даты. Не основательно ли предположить, что офицер, чувствуя приближение смерти на чужбине, вспомнил о Франции, которую больше не увидит, о Париже, о своих родных, о своей кузине, чей мимолетный образ усладил его последние минуты? Я не допускаю ни на минуту, чтобы расказчица действительно видела в Париже приморский берег Варны, но, напротив, я допускаю, что причина видения была там и что произошло телепатическое общение между умирающим и его родственницей.

Но займемся дальнейшим рассмотрением фактов. Теории и обобщения явятся после. Чем больше мы наберем фактов, тем успешнее пойдет наше расследование.

VII. На днях я получил следующее письмо от одного депутата-поэта, хорошо известного и всеми уважаемого за искренность убеждений и бескорыстие всей его жизни.

«Любезный учитель и друг, случай этот произошел со мной в 1871 году. Я был тогда в том возрасте, когда юноши любуются цветочками в поле, точь-в-точь как вы наблюдаете звезды в бесконечном пространстве. Но как-то раз, позабыв о цветочках, я написал статью, за которую меня упрятали на несколько лет в тюрьму: вот что значит не уметь ждать. Итак, меня засадили в тюрьму св. Петра в Марселе. Там же сидел и Гастон Кремье, приговоренный к смерти. Я очень полюбил его, потому что мы оба питали одни и те же мечты и натолкнулись на одну и ту же печальную действительность. В тюрьме, на прогулке, мы с ним вели беспрестанные беседы, между прочим, о Боге и бессмертии души. Однажды несколько товарищей по заключению с особенным пафосом хвастались своим атеизмом и материализмом, а я возразил им, что неприлично щеголять своими отрицаниями перед человеком, верующим в Бога и в бессмертие души. Приговоренный сказал мне, улыбаясь:

– Спасибо, друг мой. Вот погодите, когда меня будут расстреливать, я вам подам о себе весть.

30 ноября, на рассвете, я был внезапно разбужен легкими глухими стуками, ударявшими в мой стол. Я обернулся, шум прекратился, и я опять заснул. Несколько минут спустя опять повторился тот же шум. Тогда я соскочил с койки и, окончательно пробудившись, встал перед столом: шум продолжался. То же самое повторялось два или три раза, все при тех же условиях.

Каждое утро, встав с постели, я имел привычку отправляться, пользуясь поблажкой доброго тюремщика, в камеру Гастона Кремье и пил с ним вместе кофе. В этот день, как и в предыдущие, я отправился на наше дружеское свидание. Увы! Дверь была запечатана. Заглянув в слуховое оконце, я убедился, что заключенного там не было. Едва успел я удостовериться в этой страшной истине, как добрый тюремщик бросился мне на шею, весь в слезах: «Ах, ведь его расстреляли нынче на рассвете; но он умер героем!»

Сильное волнение охватило заключенных. В тюремном дворе, где мы обменивались нашими грустными впечатлениями, я вдруг вспомнил слышанные мною шумы. Вздорный страх встретить насмешки помешал мне рассказать моим товарищам по несчастью то, что происходило в моей камере как раз в тот момент, когда Кремье пал, сраженный двенадцатью пулями в грудь. Однако я доверился одному из них, Франсуа Рустану: но тому представилось вдруг, уж не сошел ли я с ума от горя?

Вот рассказ, который я передавал намедни вечером. Для вас я изложил его на бумаге. Воспользуйтесь им, как вам будет угодно для своих изысканий, но не подумайте о моем состоянии духа того же, что подумал мой приятель Рустан; горе не могло свести меня с ума в тот момент, когда я еще даже не знал о грустном факте, бывшем причиной моего горя. Я находился в совершенно нормальном состоянии; я даже не подозревал о казни и ясно слышал поданный мне знак. Вот вам голая, неприкрашенная истина.

Кловис Гюг».

Из этого рассказа видно, что в тот самый момент, когда Гастон Кремье был расстрелян (его осуждение относилось к периоду Марсельской коммуны 28 июня), его дух воздействовал на мозг его друга и сообщил ему ощущение, отзвук, отражение той драмы, жертвой которой он пал. Залп не мог быть слышен в тюрьме (расстрел происходил в Фаро), и стуки повторялись несколько раз. Вот факт, не менее странный, чем предыдущие, и его столь же трудно отрицать.

Позднее мы займемся объяснительными теориями. А пока продолжим наше сравнительное изложение, столь разнообразное и интересное само по себе.

VIII. Один известный ученый, Альфонс Берже, доктор естественных наук, лаборант в физическом кабинете Сорбонны, рассказал мне следующее:

«Мать моя была в то время молодой девушкой, невестой моего отца, тогда служившего в пехоте в чине капитана; жила она в Шлесштадте у своих родителей. У матушки была когда-то подруга детства, молодая девушка по имени Амелия М. Эта девушка, слепая, была внучкой одного старого полковника, служившего в драгунах при Империи. Оставшись сиротой, она жила с дедушкой и бабушкой. Она была хорошая музыкантша и часто певала дуэты с моей матерью. Восемнадцати лет она почувствовала влечение к монашеской жизни и постриглась в одном страсбургском монастыре. Первое время она часто переписывалась с моей матушкой; потом письма стали приходить все реже и реже, наконец, как это часто бывает в подобных случаях, переписка между бывшими подругами совершенно заглохла.

Прошло года три после ее пострижения. Однажды моя мать отправилась на чердак разыскивать что-то в старом хламе. Вдруг она прибежала назад в гостиную с громкими криками и упала в обморок. К ней поспешили на помощь, подняли ее, она очнулась и воскликнула, рыдая:

– Это ужасно! Амелия умирает, она умерла,– я слышала ее поющей так, как может петь только умершая!

И опять нервный припадок, такой сильный, что она лишилась чувств.

Полчаса спустя полковник М., как сумасшедший, прибежал к моему деду с депешей в руках. Она была от настоятельницы страсбургского монастыря и содержала следующие слова: «Приезжайте, ваша внучка при смерти». Полковник садится на ближайший поезд, приезжает в монастырь и узнает, что «сестра скончалась ровно в три часа», как раз в тот самый момент, когда с матушкой случился нервный припадок. Этот случай часто рассказывался мне моей матерью, бабушкой, отцом, присутствовавшими при этой сцене, а также теткой и дядей, очевидцами этого происшествия».

Этот факт достоин внимания не менее предыдущих. Имя рассказчика служит порукой его достоверности. Здесь нет ничего фантастического или романтического. Очевидно, подруга г-жи Берже, умирая, в самый момент кончины с большим жаром, любовью и, вероятно, с сожалением думала о своей подруге детства. От Страсбурга до Шлесштадта душевное волнение молодой девушки перенеслось моментально и передалось сознанию г-жи Берже, сообщив ему впечатление небесного голоса, поющего дивную мелодию. Но как? Каким путем? Этого мы не знаем. Было бы, однако, неразумно отрицать реальное совпадение, отношение причины к следствию, явление психического порядка, отрицать только потому, что мы не знаем, как его объяснить. «Область случайностей так велика!» – слышишь со всех сторон. Да, это правда. Но будем осторожны, не надо отдаваться во власть предвзятых идей. Можно ли объяснить эти совпадения случайностью? Это мы рассмотрим далее. А пока нельзя терять времени, документы изобилуют.

IX. Г-жа де Фонвиель рассказала мне 17 января 1899 года о следующем случае, произошедшем с ней самой и известном всей ее родне.

Она жила в Роттердаме. Однажды вечером, часов около одиннадцати, всей семьей были вслух прочитаны вечерние молитвы, а потом все разошлись по своим спальням. Г-жа Фонвиель только успела улечься, как вдруг увидела, что в ногах ее постели полог раздвигается, и перед ней является с ясностью живого человека одна подруга ее детства, с которой она рассталась года три тому назад после какого-то неделикатного поступка с ее стороны. Она была в длинной белой одежде, черные волосы ее были распущены по плечам; она пристально уставилась на подругу своими большими черными глазами, протянула руку и сказала на голландском языке:

– Я умираю. Неужели вы не простите меня?

Г-жа де Фонвиель приподнялась на постели и, в свою очередь, протянула ей руку, но видение вдруг исчезло. Комната была освещена ночником, и все предметы были отчетливо видны. Вслед за тем часы пробили двенадцать.

На другое утро г-жа Фонвиель рассказала своей племяннице об этом странном видении, как вдруг раздался звонок у входной двери. Принесли телеграмму из Гааги, гласившую: «Мари скончалась вчера, в одиннадцать часов и сорок пять минут». Г-н де Фонвиель, со своей стороны, подтвердил мне факт видения; совпадение не подлежит сомнению. Что касается объяснения, то он так же усердно доискивается его, как и мы.

X. 20 марта прошлого года (1899) я получил следующее письмо:

«Любезный учитель!

Вы просите меня изложить вам письменно тот факт предчувствия, ясновидения или внушения, о котором я раньше говорил вам. Вот как было дело. Я готовился поступить в морское училище и пока жил у своей матери в Париже, на улице Вилль д'Эвек. У нас служил тогда дворецким один пьемонтец, очень смышленый малый, чрезвычайно преданный, но завзятый скептик; он, как говорится, не верил ни в Бога, ни в черта.

Однажды часов около шести он явился в гостиную с расстроенным лицом. «Сударыня! – воскликнул он.– Со мной случилась беда! Маменька моя померла! Сейчас сижу я в своей комнате, отдыхаю, вдруг отворяется дверь… передо мной стоит моя мать, вся бледная, измученная, и рукой делает мне прощальный знак. Я сперва думал, что это галлюцинация, протер глаза. Но нет, ясно вижу ее! Я бросился к ней, хочу схватить ее… скрылась!… Она, наверное, умерла!»

Бедный малый плакал. Одно могу удостоверить, что через несколько дней в Париже было получено известие о смерти этой женщины, случившейся как раз в тот самый час, как она являлась сыну.

Барон Деланд.

Отставной морской офицер,

Улица Ларошфуко, 20. Париж».

XI. Баронесса Стафе, автор прелестных повестей, сообщила мне следующие два факта:

«Г-жа М., по замужеству сделавшаяся француженкой и принадлежавшая к многочисленной медицинской семье, была воплощенной правдивостью. Мне кажется, она скорей умерла бы, чем согласилась произнести ложь. Вот что она рассказала мне.

В отроческие годы она жила в Англии и в шестнадцать лет сделалась невестой молодого офицера из индийской армии. Однажды весной в портовом городе, где жил ее отец, она стояла на балконе и, естественно, задумалась о своем женихе. Вдруг она видит его перед собой, в саду – бледного, измученного. Тем не менее, обрадовавшись, она кричит: «Гарри! Гарри!», сбегает, как вихрь, с лестницы и распахивает двери, ожидая на пороге увидеть своего возлюбленного. Но там никого не оказывается! Она бегает по саду, шарит по кустам, осматривает то место, где видела его – Гарри нет как нет. Домашние окружают ее, стараются успокоить, убедить, что это иллюзия, но она все повторяет. «Я видела, видела его!» и остается опечаленной и встревоженной. Некоторое время спустя молодая девушка узнает, что ее жених погиб на море от внезапной болезни, как раз в тот день и в тот час, когда он привиделся ей в саду».

XII. Бернардина была старой служанкой, совсем необразованной, без малейших наклонностей к фантазерству и имевшей слабость к выпивке. Однажды вечером она спустилась в погреб нацедить пива, но вскоре возвратилась с пустым жбаном, вся бледная, едва держась на ногах. Ее осаждают вопросами: «Что с тобой, Бернардина?»

– Я только что видела свою дочь, ту, что в Америке,– она была вся в белом, на вид больная, жалкая, и говорит мне: «Прощай, мама!»

– Ты с ума сошла! Могла ли ты видеть свою дочь – ведь она в Нью-Йорке?

– Я видела и слышала ее! Ах, что это может значить? Уж не умерла ли она?

Домашние думали про себя: «Ну, верно, Бернардина хватила лишнего!» Старуха продолжала горевать. А следующая почта принесла известие о смерти дочери Бернардины; девушка скончалась в тот самый день и даже час, когда мать видела ее и узнала звук ее голоса».

XIII. Г. Бине, типограф в Скассоне, рассказал мне о следующем видении, явившемся ему лично.

«Моя родина, Мезьер, подверглась бомбардировке в течение всего 36 часов, но при этом погибло много людей. Между прочим, была опасно ранена маленькая дочь нашего домохозяина; ей было 11 – 12 лет, а мне всего 15. Я часто играл с Леонтиной,– так звали девочку.

В начале марта я поехал гостить в Доншери. Перед отъездом я узнал, что девочка в безнадежном состоянии. Но, благодаря перемене места и беспечности, свойственной моему возрасту, я развлекся и забыл о перенесенных бедах.

Спал я один в длинной, узкой комнате, окно которой выходило в поле. Раз, улегшись спать по обыкновению в 9 часов, я никак не мог заснуть. На небе светила полная луна, бросая довольно сильный свет в комнату.

Сон не приходил, я слышал, как били часы, и время тянулось бесконечно долго. Я размышлял, глядя на окно, приходившееся как раз напротив моей постели. Вдруг около половины первого мне показалось, что луч луны движется на меня, потом принимает очертания длинной белой одежды и останавливается у самой моей постели. Чье-то исхудалое лицо улыбается мне… Я вскрикиваю: «Леонтина!» Но лучезарная тень, все скользя, исчезает в ногах постели. Несколько дней спустя я вернулся к родителям, и прежде чем успели со мной заговорить, я рассказал о своем видении; оказывается, оно явилось мне в ту самую ночь, тот самый час, когда девочка умерла».

XIV. Г. Шабо, директор училища в Париже, очень уважаемый педагог, которому много юношей обязаны прекрасным воспитанием, рассказал мне о происшествии, испытанном им лично.

«Часть детства я провел в Лиможе у старого дяди, очень баловавшего меня,– я звал его дедушкой. Мы жили во втором этаже, а внизу помещался ресторан. Сознаюсь к стыду своему, что я часто забавлялся насчет содержателя этого заведения. Между прочими глупыми шутками я иногда проделывал следующую. Вбегая к нему в кухню, я кричал: «Дядя Гара, дедушка вас зовет!» Добряк бросал свои кастрюли и поднимался наверх, а там я встречал его хохотом. Разумеется, он сердился и ворчал, спускаясь с лестницы, но его угрозы не пугали меня. Однако я предусмотрительно избегал попадаться ему под руку.

В хорошую погоду мы часто ходили гулять по Тулузской дороге. Однажды майским вечером в 1851 году, между шестью и семью часами пополудни (я могу точно определить время, потому что мои воспоминания еще очень свежи) мы вышли, по обыкновению, на прогулку. Мой дядя, встретив г-жу Равель, дочь трактирщика, вступил с ней в разговор.

– Ну, как здоровье отца?

– Плохо, мосье Шаброль.

– Не зайти ли мне? (Мой дядя был доктор.)

– Не стоит, мосье Шаброль. Мой бедный отец помирает.

Затем мы пошли дальше, мой дядя очень расстроенный, а я – радуясь, что вырвался на воздух. Очутившись на бульваре Кордери, я покатил свой обруч и сам побежал за ним. Я нарочно сообщаю эти подробности, вовсе для меня не лестные, чтобы показать состояние своего духа: мое сердце и мозг были равно свободны от всяких забот и, признаюсь откровенно, я оставался совершенно равнодушным к участи несчастного трактирщика. Недалеко от Нового моста Тулузская дорога разветвляется: одна из ветвей ведет к площади ратуши, другая – к городской площади.

Добежав до этого места, я круто остановился, потому что увидел Гара, спокойно идущего мне навстречу, посреди дороги. В два прыжка я бросился к дяде.

– Дедушка,– сказал я,– а ведь старик-то Гара встал. Вон он идет в нескольких шагах.

– Что ты говоришь? – отвечал дядя, побледнев как полотно.

– Сущую правду, дедушка. Ведь это наверное Гара. Смотрите, вон он в своем бумажном колпаке, в синей блузе и с палкой. А вот теперь он начинает кашлять.

– Подойди сюда,– проговорил дядя.

Я подошел как можно ближе, чтобы не попасться под руку трактирщику, который при виде меня сделал движение довольно угрожающего свойства. Дядя сказал мне: «Вернемся домой».

Я побежал вперед. Дома мне объявили, что Гара умер пять минут тому назад, как раз столько понадобилось времени, чтобы добежать до дому. Я пустился бегом сообщить дяде печальную новость; он вздрогнул, но не проговорил ни слова.

Хотя я совершенно уверен, что ясно видел Гара, но пятьдесят лет назад я был маленьким ребенком, и мне, пожалуй, возразят, что я мог быть обманут случайным сходством и стал жертвой иллюзии. Положим; но как допустить, чтобы старый флотский врач, далеко не суеверный и по природе, и по профессии, был также введен в заблуждение среди бела дня?»

***

В начале 1899 года, в то время, как я специально занимался исследованием этих загадочных видений и явлений умирающих, и мне случалось часто беседовать об этом с разными людьми у себя дома и в обществе, я не замедлил убедиться, что, хотя большинство людей придерживаются почти безусловного скептицизма и никогда в жизни не видели ничего подобного, зато другая, также значительная часть публики, уверена, что подобные явления существуют. Можно определить в среднем, что из двадцати человек непременно отыщется один, который или сам наблюдал когда-либо подобные факты, или слышал от окружающих о чем-нибудь подобном и может также доставить аналогичные сведения из первых рук.

Я привел несколько случаев, сообщенных мне лицами, находившимися со мной в непосредственных отношениях. Кроме того, я слышал рассказы от многих других, принадлежащих к той же категории note 6.

Между тем мне пришла в голову мысль попробовать предпринять по всей Франции такие же исследования, какие были предприняты несколько лет тому назад в Англии, по поводу тех же психических явлений. Случай показался мне очень удобным с точки зрения достоверности, надежности и правдивости свидетельств. Первые главы этой книги я печатал в еженедельном журнале Адольфа Бриссона «Les annales politiques et litteraires», подписчики которого образуют как бы одну обширную семью, состоящую в частой переписке с редакцией. Такой «семейной» связи не бывает между читателями ежедневных газет или даже более серьезных журналов. Общность понятий соединяет читателей с сотрудниками журнала – между ними чувствуется как бы дружеское расположение, доброе желание сплотиться, помогать друг другу, если понадобится, для общих изысканий. Таково, по крайней мере, впечатление, вынесенное мною из писем множества читателей, адресованных мне после публикации первых же глав моей книги.

Я не говорю, чтобы из всей этой массы – 80000 подписчиков «Анналов» – не нашлось, как и всюду, шутников, мистификаторов, легковерных, полоумных,– словом, каких угодно подозрительных субъектов. Но они составляют исключение. Громадное большинство представляет честную среду, безусловно рассудительную, представляющую все классы общества, от самых высших слоев до самых скромных.

Есть и здесь, как и всюду, целый класс ханжей и мелких душонок, которые боятся своей собственной тени и положительно не способны мыслить самостоятельно. Эти лица сразу заявляли мне, что они намерены молчать, как рыбы, что я суюсь не в свое дело, что я смущаю дух юношества, и что эти вопросы о дьявольщине надо предоставить церкви, разрешающей в катехизисе все таинственности.

Но такие же рассуждения представляли Сократу ханжи Юпитерова храма. Куда девался теперь этот храм? Где этот Юпитер? А диалоги Сократа мы до сих пор читаем. Итак, я решил, что будет полезным и плодотворным, если я начну исследование среди многочисленных читателей «Анналов» и попрошу их сообщить мне факты, или наблюдаемые ими самими, или же те, за которые они смогут поручиться со слов близких людей. 26 марта 1899 года я поместил в «Анналах» следующее воззвание:

«Таинственные случаи видений, явлений умирающих или умерших, предчувствий, ясно выраженных, настолько же важны, как и интересны для познаний природы и человека – души его и тела. Это и побудило нас предпринять серию исследований и специальных дознаний, несомненно, выходящих из обычных рамок науки и литературы.

Нам хотелось бы подвинуть это дело еще дальше, пользуясь благосклонным участием всех читателей «Анналов», если бы они согласились прийти нам на помощь,– случай является, может быть, единственным в своем роде.

Очень важно собрать статистические данные, чтобы составить себе понятие о действительной пропорции этих психических явлений, и мы могли бы получить такие данные в какую-нибудь неделю, если бы все читатели отозвались на наш призыв.

Обращаемся к ним с просьбой прислать нам открытое письмо и в нем ответить просто «да» или «нет» на следующие два вопроса:

1) Случалось ли вам когда-нибудь испытывать наяву ясное впечатление, как будто вы видите или слышите, или к вам прикасается какое-нибудь человеческое существо, причем вы не в состоянии отнести это впечатление ни к какой известной вам причине?

2) Совпадало ли это впечатление с чьей-нибудь смертью?

В случае, если данное лицо никогда не испытывало впечатления подобного рода, то просят ответить коротко «нет» и подписаться хотя бы только начальными буквами.

В случае же, если явление такого порядка было наблюдаемо, то просят ответить на оба вопроса: «да» или «нет» и прибавить несколько слов, указывающих на род испытанного явления, и, если было совпадение с чьей-нибудь смертью, то сообщить, какой промежуток времени отделял эту смерть от наблюдаемого явления.

Если подобные случаи и факты были испытаны во сне, то было бы желательно сообщить и о них, если замечено совпадение между ними и чьей-нибудь смертью.

Наконец, если корреспондент сам не наблюдал такого явления, но знает какой-нибудь достоверный, несомненный факт в этом роде, то просят сообщить и об этом.

Такое дознание будет иметь серьезное научное значение, если все наши читатели соблаговолят прислать ответы. Мы заранее приносим им свою благодарность. Здесь дело касается не личного интереса, а, напротив, важного и любопытного общего интереса».

Как и следовало ожидать, отвечали не все читатели. Чтобы написать открытое письмо или записку с единственной целью быть полезным для выяснения научной загадки, требуется некоторая степень бескорыстной преданности правде. Такие возвышенные характеры встречаются не часто. Отнять несколько минут от своих занятий, удовольствий или даже у своей лености, это уже некоторое усилие – род доблести, как дело ни просто. И притом многие боятся быть смешными. Итак, я глубоко признателен всем лицам, которые соблаговолили ответить мне.

Было бы несправедливо, впрочем, приписывать всякое молчание равнодушию, лености или боязни очутиться в смешном положении. Очень многие лица, например, бывшие свидетелями такого рода фактов, держат их в тайне и не желают их разглашать или из преувеличенного чувства уважения к печальным воспоминаниям, или чтобы не вмешивать никого постороннего в свои интимные дела, или же, наконец, чтобы не давать повода к толкованиям и критике со стороны скептиков.

В июне и июле я продолжал свое дознание в газете "Petit Marsellias" и в журнале "Revue des Revues".

Я получил 4280 ответов, из них 2456 с отрицаниями и 1824 в утвердительном смысле. Из этих последних было 1758 писем более или менее обстоятельных, но большая часть их оказалась недостаточной в качестве документов, достойных обсуждения. Однако я мог выбрать из них 786 положительно важных, которые были распределены мною по классам, переписаны и резюмированы. Что поражает во всех этих сообщениях – это прямодушие, откровенность, добросовестность и деликатность повествователей: они считают долгом сказать только то, что сами знают, ничего не прибавив и ничего не утаив. Каждый из них является служителем истины. Эти 786 писем, переписанных, рассортированных и занумерованных, содержат 1130 различных фактов.

Наблюдения, изложенные в этих письмах, представляют на наше рассмотрение несколько родов явлений, которые можно распределить по категориям следующим образом:

1. Видения и явления умирающих.

2. Явления лиц живущих и здоровых.

3. Видения и явления умерших.

4. Прозревание событий, происходящих вдали.

5. Вещие сны. Предвидение будущего.

6. Явления умерших в снах.

7. Предчувствие известных встреч.

8. Исполнившиеся предчувствия.

9. Двойники.

10. Движения предметов без всякой видимой причины.

11. Передача мыслей на расстоянии.

12. Впечатления, ощущаемые животными.

13. Призывы, слышанные на больших расстояниях.

14. Запертые на замок двери, самопроизвольно отворяющиеся.

15. Дома, посещаемые духами.

16. Спиритические опыты.

Очень многие из этих явлений субъективны, происходят в мозгу свидетелей, хотя в то же время вызваны внешней причиной. Большая часть их суть чистейшие галлюцинации. Нам предстоит рассмотреть и обсудить их. Прежде всего мы усматриваем из них, что есть на свете много вещей, которых мы не знаем, и что существуют в природе неведомые силы, весьма интересные для изучения.

Первым делом я выберу из полученных писем те, которые имеют предметом явления умирающих разным лицам, находящимся в бодрствующем и нормальном состоянии умственных способностей. Эти наблюдения составляют продолжение предыдущих. Я не буду сопровождать их никакими комментариями: обсуждение их последует потом. Об одном прошу: чтобы их прочли с вниманием.

Опускаю все уверения корреспондентов в искренности и в нравственной достоверности. Каждый корреспондент утверждает честным словом, что передает факты в том виде, как знает их. Да будет это сказано раз навсегда.

***

XV. 29 июля 1865 года Нефтали Андрэ совершил переезд морем из Франции в Алжир по окончании курса в академии. Вдруг он ясно услышал, что его зовут: «Нефтали!» Он обернулся, поглядел кругом, но никого не увидел. Так как этот голос несомненно походил на голос его отца, который был болен, и так как, с другой стороны, он много слышал о явлениях телепатии, то у него мгновенно возникла мысль о существовании какой-либо связи между этим таинственным зовом и состоянием его отца, г. Габриэля Андрэ. Он вынул часы, чтобы с точностью запомнить момент. Прибыв на место назначения, молодой человек тотчас же узнал о смерти отца, случившейся как раз в тот самый момент, когда имя «Нефтали» прозвучало в его ушах, как предсмертный призыв.

Мой дед, Габриэль Андрэ, был женат на девице Сольст-Ларивьер, родственнице Сольст-Фрейсинэ, военного министра.

Тони Андрэ.

Священник во Флоренции

(Письмо 5)

note 7

XVI. Отвечаю вам, как ответил бы под присягой свидетель на суде.

А. В четверг 1 декабря 1898 года, проведя вечер со своей матерью, я взял лампу и пошел к себе ложиться спать. Вдруг мною овладел род предчувствия, сердце у меня болезненно сжалось; мне почудилось, что в комнате кто-то есть, кого я не вижу.

В моей спальне мало мебели и драпировок, спрятаться там было невозможно; я окинул всю комнату взглядом и убедился, что никого нет.

Между тем мое странное ощущение все не проходило: я вышел в переднюю, осмотрел лестницу и ничего не нашел.

Тогда у меня появилось предчувствие, что в эту ночь со мной непременно что-нибудь случится – заберутся воры, вспыхнет пожар или придет жандарм, разбудит меня и объявит, что меня арестуют,– словом, невесть какие ужасы приходили мне в голову.

Я положил часы на ночной столик, заметил, что была половина десятого, и улегся спать.

На другой день утром я получил телеграмму, извещавшую о смерти одного престарелого дяди, давно уже болевшего; в телеграмме не было никаких указаний на час кончины, говорилось только, что он умер накануне, то есть в четверг, 1 декабря.

Я передал депешу моей матери, добавив: «Он умер в половине 10-го». То же самое относительно часа его смерти я повторил в кругу близких друзей с той целью, чтобы призвать их в свидетели впоследствии, если слова мои возбудят сомнения.

Потом я поехал в Жанвиль, где жил этот родственник, километрах в 40 от Мальзерба. Там, обменявшись несколькими словами с тетушкой, я спросил ее, в котором часу умер ее муж?

Она сказала мне вместе с сиделкой, присутствовавшей накануне при его агонии:

– Он умер в половине десятого вечера.

В. В октябре 1879 года мать моя, находясь в комнате, сообщавшейся со столовой дверью, в то время отворенной, услыхала как бы протяжный вздох и почувствовала дуновение, пронесшееся у самого лица ее.

Меня не было дома. Думая, что я вошел в столовую, неслышно отворив дверь, она спросила громко: «Это ты, Жорж?»

Никто не отвечал; тогда она сама прошла в столовую и убедилась, что там нет ни души. Когда я вернулся домой, она рассказала мне об испытанном ощущении.

На другой день она получила телеграмму с известием о смерти одной родственницы, жившей в Шамбоне (Луара), в 25 километрах оттуда.

Она поехала в Шамбон и узнала, что эта кузина упала, расшиблась и умерла через несколько часов после несчастного случая. Предзнаменование, испытанное моей матерью, как раз совпадало по времени с часом ее кончины.

Жорж Марле.

Мировой судья в Мальзербе (Луара)

(Письмо 6)

XVII. 4 декабря 1884 года, в половине четвертого утра, я вдруг проснулась и поднялась с постели; сна как не бывало. Я совершенно отчетливо увидела перед собой своего брата, Жозефа Бонне, подпоручика 2-го полка спагиев, тогда стоявшего гарнизоном в Батне, в провинции Константины (Алжир). В это время у них были как раз маневры, и мы в точности не знали, где он находится. Брат поцеловал меня в лоб, причем я ощутила холодное прикосновение, и сказал мне: «Прощай, Анжель, я умер».

Взволнованная и расстроенная, я тотчас же разбудила мужа и сказала ему: «Жозеф умер, он сам сейчас сказал мне».

Так как этот день, 4 декабря, был днем рождения брата (ему исполнилось 33 года), и мы накануне много говорили о нем, то муж стал уверять меня, что это и есть причина моих бредней, и назвал меня даже по этому случаю экзальтированной головушкой.

Весь этот день, четверг, я была очень взволнованна. А в десять часов вечера мы получили депешу. Прежде чем вскрыть ее, я уже знала, что она содержит. Брат мой умер в Кеншеле (Алжир) в 3 часа утра.

Анжель Эсперон, рожд. Бонне.

Удостоверяю, что рассказ моей жены безусловно верен.

Осман Эсперон,

капитан в отставке, кавалер Почетного Легиона.

Бордо

(Письмо 7)

XVIII. Случилось это в 1845 году, 28 октября; отец мой, тогда еще четырнадцатилетний мальчик, ходил с ведром за водой к колодцу, находившемуся метрах в 80 от дома моих родителей. Поутру в этот день он видел, как возвращался домой заболевший Ленуар, старик-крестьянин, служивший пастухом у помещика г. Бушвиля в Нанто-Сюр-Люпен (Сена и Марна). Чтобы дойти до конца, надо пройти расстояние около 20 метров от домика Ленуара. Было около четырех часов пополудни.

Остановившись отдохнуть, отец мой обернулся и увидел Ленуара, идущего к нему с узелком за плечами. Предполагая, что он возвращается на работу, отец мой взял свое ведро и вернулся домой. Брат его, Шарль, почти немедленно прибежал во двор и объявил: «Не знаю, что такое случилось у мадам Ленуар, она плачет и кричит: «Он умер!»

– Вероятно, дело идет не о старике Ленуаре,– возразил мой отец,– я сейчас видел его идущим к хозяину.

Не теряя времени, бабушка отправилась к чете Ленуар и узнала, что старик только что скончался, то есть в тот самый момент, когда моему отцу явилось видение.

А. Бертран,

учитель в Вильбере (СенаиМарна)

0|1|2|3|4|